Психолог для некроманта

Вознесенская Дарья

Да-да, орала, кусалась, рычала, царапалась в процессе - думаете можно так победить несколько мужиков?

Всхлипнула.

Это что, и правда так закончится?

– Прости...

Я повернула голову и увидела совершенно несчастного Гаюса рядом. У меня еще оставались вопросы, что и как они тут делают, но я вдруг подумала, что это все не важно.

– Это ты меня прости, - всхлипнула снова.

Маньяк же не просил прощения.

С нахмуренным и сосредоточенным видом он разрезал на мне рубашку, начертил что-то на груди и принялся читать заунывно

магические мантры, водя у меня над головой зажатым в кулаке кристаллом. А потом поднес к камню довольно хрупкий на вид хрустальный пузырек и, прошептав заклинание, вылил в чашу сверкающую жидкость.

Теперь ему нужно было добавить мою кровь.

Как я это поняла?

Да просто. Он взял нож и сделал надрез на моей левой руке.

Внутри меня все скрутило в тугой узел. Это что, вот так закончится все, да?

Нет. Закончится все решило немножко по другому.

Сначала я услышала сверху странный глухой стук, а дальше события развивались настолько быстро, что, засеки я время, уверена - минутная стрелка дернулась бы один раз на все про все.

В общем, в тот момент, когда первые капли моей крови упали в чашу, раздался грохот и чуть ли не с потолка, рассыпая искры и отплевываясь, свалился Банеор. Вскочил, оценил моментом происходящее…

Я еще успела подумать, как рада его видеть, но снова загрохотало. Теперь уже у стены что-то разорвало, и вслед за Банеором появился... Мираклий.

“Восстал”, наверное, будет уместней. Выглядел он, если честно, кошмарно - я отметила это даже в своем малоадекватном состоянии. Ладно одежда. Ну, рваная, ну грязная слегка - на черном-то не особо видно. Но вот лицо…

Он был не просто бледным. Возникало ощущение, что каждый сосуд на лице наполнился не кровью, а чернотой. И теперь эта чернота мраморными прожилками проступила на коже. Стра-ашненикий…

Но мой.

Как-то сразу мне все подзабылось, что я про него думала. И из-за чего страдала. Явился ведь. А с остальным потом буду разбираться.

Мое тельце само радостно запищало и задергалось - при виде любимого-то мужика. А любимый мужик обвел каким-то мутным взглядом всю картину - я на алтаре, прикованные цепями оборотни, слегка охреневшие от происходящего помощники маньяка, самого маньяка с ножом - и вдруг завыл так, что у меня уши заложило.

И пищаться от радости перестало.

Похоже, увиденное некроманту не понравилось. Вот совсем… И суда по его раскинутым рукам и стремительно удлиняющимся волосам - те превращались в длинные блестящие плети - сейчас здесь наступит полный армагедец.

В общем, я поняла, что маньяка я больше не боялась. А вот Мираклий дин Риордан, осознавший, в каком я состоянии и из-за кого - это и есть настоящий ужас.

Но мы же справимся , да?

– Сабина… - прошептал хрипло Гаюс.

– А?

– Сабина, позови его…

– К-кого?
– тоже почему то прошептала.

– Некроманта своего позови…

– Так он уже… пришел… - не могла оторвать взгляда от Мирра, вокруг которого разрасталась Тьма.

– Ты не понимаешь, - с какой-то безнадежностью произнес

мишка - Он сорвался. Он же всех и всё уведет за Грань. Прямо сейчас. Уже не может сдержаться...

До меня начало доходить.

Но сделать с этим я ничего не успела… да и смогла бы? Вряд ли.

И пространство схлопнулось и насквозь пропиталось чернотой, залепившей мне зрение, слух и обоняние.

 Тьма защищает Свет

Мир двойственен по своей сути. Так уж он устроен.

Во всем присутствуют две стороны - и благодаря этому достигается равновесие. Но не только…

Мир един по своей сути и находится в покое.

И чтобы появилось движение, нужно это временное разделение. На материю и иллюзию. На черное и белое. На жизнь и смерть.

Состояние слияния пассивно - развитие же невозможно без существования неравномерности. Так было и есть. И не только во Вселенной, но и в каждом живущем в ней существе.

Не сказать, что я принимала это в себе и других людях всегда… но психология на многое открыла мне глаза. Потому я принимала Тьму наравне со Светом. Особенно ту Тьму, что исходила от Мираклия.

Вот только “принять” не значит, что я поняла. Или согласилась.

Оказавшись в полнейшей черноте, в которой я не просто не слышала, не видела, но и не чувствовала своего тела, растерялась на мгновение… Или на вечность? Испугалась, да…

А потом осознала, что, раз я думаю, то сознание здесь работает. А может и вовсе все это происходит в моем сознании? Значит, я могу вообразить себе все, что угодно. Например, тело и голос.

– Да будет Свет! - сказала громко и нервно в темноту, но светлее не стало.

– Ну и ладно, - буркнула несуществующим ртом и сделала несуществующий шаг несуществующими ногами.

Так, что я знаю о некро-срывах? Да почти ничего. Свидетелей же не оставалось. Проще вспомнить, как об этом сами некроманты говорили… С почтением? Нет, не то, не поможет.

Что это неотвратимо? Было бы неотвратимо, я бы тут не рассуждала. Или там. Короче, не знаю, где я, но болтаю же.

И вообще, я невосприимчива к магии, меня так не убьешь, правильно? Хотя утащить за Грань, наверное, реально. Я не знаю всех возможностей Мираклия, особенно после того, как он в колодец нырять повадился в свой. И не совсем понимаю, что именно он сделал, чтобы стало… вот так.

Но знаю кое-что другое.

“Тьма - это искушение, Сабина, - шептал мне Мирр, когда я лежала, разнеженная, в его постели и объятиях.
– Это не страх, не боль. Ничто там не вызывает эти чувства. Тьма - это сладость. Легенды говорят, что первые некроманты родились за Гранью, и я думаю, порой, что это не легенды. Когда мы провожаем кого-то за Грань, мы не сталкиваем в пропасть. Домой провожаем… Тьма - это искушение, Сабина. В которое так хочется вернуться порой и увести самых близких… В тебе столько света и жизни, Сабина, что я начинаю верить - у меня здесь не только предназначение, но и много чего еще. Но как же хочется показать тебе Тьму…”