Психология бессознательного
Шрифт:
Я уже раньше говорил отцу, что фобия Ганса может быть сведена к мыслям и желаниям, связанным с рождением сестренки. Но я упустил обратить его внимание на то, что по инфантильной сексуальной теории ребенок — это Lumpf, так что Ганс должен пройти и через экскрементальный комплекс. Вследствие этого моего упущения и произошло временное затемнение лечения. Теперь после сделанного разъяснения отец пытается выслушать вторично Ганса по поводу этого важного пункта.
«На следующий день я велю ему рассказать еще раз вчерашнюю историю. Ганс рассказывает: «Анна поехала в Гмунден в большом ящике, мама в купе, а Анна в товарном поезде с ящиком, и
Когда Анна в прошлом году жила в Гмундене, ей было всего 8 месяцев. Годом раньше, в период, на который, по–видимому направлена фантазия Ганса, ко времени приезда в Гмунден жена находилась в конце 5–го месяца беременности.
Я: «Ведь в прошлом году Анна была уже на свете?»
Ганс: «В прошлом году она ездила в коляске, но годом раньше, когда уже она у нас была на свете…»
Я: «Анна уже была у нас?»
Ганс: «Да, ведь ты же всегда ездил со мной в лодке, и Анна помогала тебе».
Я: «Но ведь это происходило не в прошлом году. Анны тогда еще не было вовсе на свете».
Ганс: «Да, тогда уже она была на свете. Когда она ехала в ящике, она уже могла ходить и говорить: «Анна». (Она научилась этому только 4 месяца назад.)
Я: «Но она тогда ведь не была еще у нас».
Ганс: «О, да, тогда она все–таки была у аиста».
Я: «А сколько лет Анне?»
Ганс: «Осенью ей будет два года; Анна была тогда, ведь ты это знаешь?»
Я: «А когда же она была у аиста в аистином ящике?»
Ганс: «Уже давно, еще до того, как она ехала в ящике. Уже очень давно».
Я: «А когда Анна научилась ходить? Когда она была в Гмундене, она ведь еще не умела ходить».
Ганс: «В прошлом году — нет, а то умела».
Я: «Но Анна только раз была в Гмундене».
Ганс: «Нет! Она была два раза; да, это верно. Я это очень хорошо помню. Спроси только маму, она тебе это уже скажет».
Я: «Ведь это уже неверно».
Ганс: «Да, это верно. Когда она в первый раз была в Гмундене, она могла уже ходить и ездить верхом, а уже позже нужно было ее нести… Нет, она только позже ездила верхом, а в прошлом году ее нужно было нести».
Я: «Но она ведь только недавно начала ходить. В Гмундене она еще не умела ходить».
Ганс: «Да, запиши себе только. Я могу очень хорошо вспомнить. Почему ты смеешься?»
Я: «Потому, что ты плут, ты очень хорошо знаешь, что Анна была только раз в Гмундене».
Ганс: «Нет, это неверно. В первый раз она ехала верхом на лошади… а во второй раз» (по–видимому, начинает терять уверенность).
Я: «Быть может, мама была лошадью?»
Ганс: «Нет, на настоящей лошади в одноконном экипаже».
Я: «Но мы ведь всегда ездили на паре».
Ганс: «Тогда это был извозчичий экипаж».
Я: «Что Анна ела в ящике?»
Ганс: «Ей дали туда бутерброд, селедку и редиску (гмунденовский ужин), и так как Анна ехала, она намазала себе бутерброд и 50 раз ела».
Я: «И она не кричала?»
Ганс: «Нет».
Я: «Что же она делала?»
Ганс: «Сидела там совершенно спокойно».
Я:
Ганс: «Нет, она все время ела и ни разу даже не пошевелилась. Она выпила два больших горшка кофе — до утра ничего не осталось, а весь сор она оставила в ящике, и листья от редиски, и ножик, она все это прибрала, как заяц, и в одну минуту была уже готова. Вот была спешка! Я даже сам с Анной ехал в ящике, и я в ящике спал всю ночь (мы на самом деле года два назад ночью ездили в Гмунден), а мама ехала в купе; мы все время ели и в вагоне, это было очень весело… Она вовсе не ехала верхом на лошади (он теперь уже колеблется, так как знает, что мы ехали в парном экипаже)… она сидела в экипаже. Это уже верно, но я ехал совсем один с Анной… мама ехала верхом на лошади, а Каролина (прошлогодняя прислуга) ехала на другой… Слушай, все, что я тебе тут рассказываю, все неверно».
Я: «Что неверно?»
Ганс: «Все не так. Послушай. Мы посадим ее и меня в ящик [40] , а я в ящике сделаю wiwi. И я сделаю wiwi в панталоны, мне это все равно, это совсем не стыдно. Слушай, это серьезно, а все–таки очень весело!»
Затем он рассказывает историю, как вчера, о приходе аиста, но не говорит, что аист при уходе взял шляпу.
Я: «Где же у аиста был ключ от дверей?»
Ганс: «В кармане».
Я: «А где у аиста карман?»
Ганс: «В клюве».
40
Ящик для гмунденовского багажа, который стоит в передней.
Я: «В клюве? Я еще не видел ни одного аиста с ключом в клюве».
Ганс: «А как же он мог войти? Как входит аист в двери? Это неверно, я ошибся, аист позвонил, и кто–то ему открыл дверь».
Я: «Как же он звонит?»
Ганс: «В звонок».
Я: «Как он это делает?»
Ганс: «Он берет клюв и нажимает им звонок».
Я: «И он опять запер дверь?»
Ганс: «Нет, прислуга ее заперла. Она уже проснулась. Она отперла ему дверь и заперла».
Я: «Где живет аист?»
Ганс: «Где? В ящике, где он держит девочек. Может быть, в Шёнбрунне».
Я: «Я в Шёнбрунне не видел никакого ящика».
Ганс: «Он, вероятно, находится где–то подальше. Знаешь, как аист открывает ящик? Он берет клюв — в ящике есть замок — и одной половинкой его так открывает (демонстрирует это мне на замке письменного стола). Тут есть и ручка».
Я: «Разве такая девочка не слишком тяжела для аиста?»
Ганс: «О, нет!»
Я: «Послушай, не похож ли омнибус на ящик аиста?»
Ганс: «Да!»
Я: «И мебельный фургон?»
Ганс: «Гадкий фургон — тоже».
17 апреля. Вчера Ганс вспомнил свое давнишнее намерение и пошел во двор, находящийся напротив нашего дома. Сегодня он этого уже не хотел сделать, потому что как раз против ворот у платформы стоял воз. Он сказал мне: «Когда там стоит воз, я боюсь, что я стану дразнить лошадей, они упадут и произведут ногами шум».
Я: «А как дразнят лошадей?»
Ганс: «Когда их ругают, тогда дразнят их, и когда им кричат но–но» [41] .
Я: «Ты дразнил уже лошадей?»
41
Часто, когда кучера били и понукали лошадей, на него находил большой страх.