Психология любви
Шрифт:
В самом деле, если в прошлом эстетика с физиологией уживались, то теперь нельзя в одно и то же время созерцать Венеру и обнимать ее или целовать по-земному. Венера, которую можно целовать и любить физиологически, перестает, по крайней мере в эти моменты, быть Венерой живой, чистой красотой или кантовским “незаинтересованным удовольствием”.
Еще Толстой в “Крейцеровой сонате” указал на эту несовместимость Беатриче и жены, любви физиологической и эстетической <…>
Эстетическое чувство, любовь-обожание — чувство весьма хрупкое, и привилось оно человеку гораздо позже, чем половой инстинкт. Поэтому, как только наступает последний — первый исчезает. Эта любовь не может соединяться и существовать со спазмами сладострастия <…>
Как только страсть удовлетворена — любимый на время становится чужим, ненужным, даже противным. Но мало того, что в половом акте нет эстетических эмоций, само “обладание другим существом” непроизвольно снимает с него вуаль чистоты и очарования, делает его как бы пустым выпитым сосудом <…> На месте Беатриче оказывается простая женщина, “пол”, “физиология”. А потому — нетленная, полутаинственная женская красота при половой близости превращается
И как роза с опавшими листьями, она уже не в состоянии восстановить эту старую декорацию. Переход из Венеры в жену прост и легок, но обратный труден и почти невозможен <…>
Итак, говоря коротко, любовь-биология и любовь-красота — несоединимы теперь и враждебны друг другу. Беатриче нельзя целовать, она должна быть неприкосновенной. Только при этом условии она и может быть Беатриче. И обратно, “жена”, т. е. женщина, которую любят физиологически, не есть Беатриче и не может ею быть. “Жена есть жена” и “муж есть муж”. Между ними возможно что угодно, но не эстетическая любовь» (с. 261–262).
А отсюда: «Раз человеку нужна теперь не только “жена” и друг, но и Мадонна, а “жена” в силу того, что она “жена”, Мадонной быть не может, — то человек принужден искать Мадонну в других женщинах, а не в жене» (с. 264), т. е. изменять ей.
Платоническая любовь полезна, ее можно считать нормой для детей и подростков. Мы наблюдали ее у учеников младших и средних классов. У них она может продолжаться достаточно долго — до 12–14 лет. Объектами такой любви становятся опытные учителя, тренеры, наставники. Ее проявление в таких случаях весьма полезно, и желательно, чтобы это чувство продолжалось достаточно долго, ибо оно способствует личностному росту ребенка, который старается соответствовать объекту платонической любви и, следовательно, хорошо учится <…>
Я бы даже сказал, что квалификацию педагога можно определять его способностью вызвать у учеников такую платоническую любовь к себе. К сожалению, вызывают ее только педагоги, тренеры, воспитатели и все остальные наставники, работающие с детьми и подростками, которые имеют большой опыт и очень высокую профессиональную квалификацию. Кроме того, у них должны быть решены собственные сексуальные проблемы. Тогда горящий взгляд подопечного, если наставник вдруг заметит его, не вызовет у него вожделения, и через короткое время возникшее вдруг сексуальное содержание исчезнет как следствие спокойной реакции сексуально удовлетворенного человека, с интересом занимающегося своим делом. Практически в 100 % случаев развитие такой влюбленности значительно повышает успеваемость учащихся.
Однако время внесло коррективы в понимание платонической любви. В ней теперь не отрицается и наличие сексуального желания, которое при этом виде любви сублимировано или подавлено. Об этом писал еще М. О. Меньщиков (1899): «Не называйте святой любовью так называемую платоническую любовь, вроде той, которою пылал рыцарь Тогенбург. Ведь такая “идеальная” любовь есть все же половая страсть, только неудовлетворенная». Это несколько размывает понятие «платоническая любовь», и хотя многие ее отрицают, говоря, что это просто дружба между мужчиной и женщиной, но все-таки она возможна. Друзьями могут быть коллеги по работе или люди, связанные общими интересами, однокурсники и т. п. Однако дружба — это еще не платоническая любовь, потому что любовь — это не просто общность интересов и схожесть взглядов, это обожание другого, это духовная близость, когда, даже живя своей жизнью, люди тесно связаны друг с другом эмоционально (о дифференциации любви и дружбы см. далее).
О великой любви Франческо Петрарки, великого поэта Средневековья, и Лауры де Новее сложены легенды. Франческо было двадцать три года в 1327 г., когда он впервые увидел возлюбленную всей своей жизни, замужнюю двадцатишестилетнюю Лауру в небольшой церквушке Св. Клары в предместьях Авиньона. У его музы к тому времени было уже несколько детей, но для романтичного поэта она была настоящим ангелом, воплощением душевной чистоты и неземной красоты.
Шли годы, Лаура от частых родов (всего у нее было одиннадцать детей) быстро старела и теряла стройность, однако для Петрарки это было не важно — он любил ее всей душой. Поэт наделял ее высокой нравственностью и чистотой помыслов, эта платоническая любовь вдохновляла великого классика на творчество. За все долгие годы своей любви он ни разу с ней не заговорил, но всякий раз, заметив нежный взгляд Лауры, Петрарка, вдохновленный и окрыленный, писал новые шедевры всю ночь.
Его муза скончалась в возрасте сорока семи лет во время эпидемии чумы. Поэт долго и мучительно страдал, воспевая свою возлюбленную в великолепных сонетах [8] .
Другая история великой любви также осталась в веках — любовь русского писателя Ивана Тургенева и французской певицы Полины Виардо. Тургенев, зная, что его возлюбленная замужем, добровольно согласился на роль преданного обожателя.
По легенде, эта любовь была платонической, однако сегодня историки, изучая переписку влюбленных, сходятся во мнении, что отношения были не только духовными. Они никогда не были вместе, и Тургенев так и не женился. Его внебрачную дочь от крепостной крестьянки воспитывала Полина Виардо, Тургенев даже переименовал девочку из Пелагеи в Полинет в честь своей любимой женщины.
Умирал писатель на руках своей возлюбленной в Париже, диктуя ей последние рассказы и письма. Уходя из жизни, он был счастлив — любимая была рядом, сорок лет обожания смогла прервать только смерть.
8
Эта широко растиражированная «односторонняя любовь» Петрарки к Лауре и сонеты, ей посвященные, как-то
М. Е. Литвак тоже приводит пример «большой, настоящей» романтической любви.
Александр Блок, когда шел свататься к Любе Менделеевой, нес в кармане пистолет, а дома на столе он оставил предсмертную записку, так как планировал застрелиться в случае отказа. Его предложение было принято, так что стреляться не пришлось.
В первую брачную ночь он страстно объясняет Любе: «Я хочу не объятий: потому что объятия — вонючее чудище. Я хочу сверх слов и сверх объятий». Он мечтал о неземной любви, а ей нужны были вовсе не стихи, а жизнь, какой обычно ожидает девушка: общие заботы, дети, тихие вечера и разговоры о том, о сем.
«…Я стремилась устроить свою жизнь, как нужно, как удобней… Я думала только о том, как бы избавиться от этой уже не нужной мне любви», — писала в воспоминаниях о том времени уже состарившаяся Любовь Дмитриевна. Хорошо быть возлюбленной поэта, но быть его женой!
Она хотела иметь детей, но это не входило в планы А. Блока, и она была вынуждена завести любовника, забеременела от него. Родившийся ребенок прожил совсем недолго.
А Блок скоро разочаровался в жене, и началась большая череда любовниц, но своего идеала Прекрасной Дамы он так и не нашел.
При других вариантах платоническая любовь — это безответная любовь, любовь на расстоянии, любовь, когда один из партнеров или оба несвободны и не хотят изменять, когда сексуальные отношения невозможны по состоянию здоровья, по причине возрастной разницы или при отсутствии потребности. Это и отношения между молодыми людьми до брака при соблюдении культурных и религиозных традиций. Платоническую любовь можно испытывать к актеру кино, певцу, любой знаменитой личности.
Платоническую любовь иногда обвиняют в абстрактности, называя ее любовью-фантазией. Возможно, в какой-то степени это и так. Именно такую любовь часто испытывают подростки, наделяя объект самыми прекрасными качествами, воплощая в нем мечту о прекрасном. Но именно у них платоническая любовь способствует формированию бесценного опыта и часто становится переходным этапом в отношениях, при которых возникает и физическая близость.
Карл Вайнхольд в своем основополагающем произведении о жизни женщин в Средние века «Die deutschen Frauen in dem Mittelalter» («Германские женщины в Средние века», Вена, 1882) пишет следующее:
«Эпоха рыцарства создала институт службы женщине (Frauendienst). Жизнь рыцарского ордена регулировали особые правила, отличные от правил гражданской жизни. Существовало специальное понятие “честь ордена” и существовали его специальные традиции. Цель жизни для рыцаря заключалась в том, чтобы дерзкими подвигами доказать свое мужество и отвагу. Эта цель порождала и жажду приключений, а один из главнейших законов в поиске приключений — защищать слабых, особенно женщин. Стремление защищать слабых, служить женщинам позже привело к тому, что рыцарь посвящал свое служение одной-единственной женщине <…> Эта рыцарская служба превращалась в конвенциональную привычку, очень часто обходилась без действительных страстей и проявлялась как чисто внешняя, хотя и накладывающая отпечаток на всю жизнь привычка <…> Рыцари посвящали свою службу замужним женщинам, ибо те фигурировали в первых рядах благородного общества. Целью была всего лишь игра ума и любовных чувств. Рыцарь выбирал одну даму (frouwe) и предлагал ей свою верную службу. Для него жизненной необходимостью было найти даму, рыцарем (frouwenritter) которой он себя объявит. Если дама принимала его предложение, рыцарь в дальнейшем все свои поступки совершал от ее имени. По неписаным правилам дама после этого не имела права принимать услуги другого рыцаря и в знак состоявшейся договоренности одаривала своего рыцаря лентой, косынкой или венком, которые тот носил на своем шлеме или на наконечнике копья, чтобы во время свершения рыцарских подвигов память о даме постоянно сопутствовала ему, стимулируя на героические деяния» <…>
«Все, что ни делал рыцарь, будь то просто рыцарский турнир или же участие в крестовом походе, он делал это с именем своей дамы или по ее приказу. Когда Хартманн фон Ауэ шел в поход на сарацинов, он пел: “Пусть никто не спрашивает у меня, зачем я иду на войну. Я скажу сам, что делаю это по приказу любви. И изменить тут ничего нельзя, нельзя нарушать клятву или слово. Многие хвалятся, что ради любви они сделают то-то и то-то, но это лишь слова. А где дела? Ради настоящей любви мужчина способен оставить свой дом и отправиться в чужие края. Видите, как изгнала меня из собственного дома любовь, хотя даже полчища султана Саладина не смогли бы выманить меня из Франконии”».
Все свои поступки рыцарь совершал в надежде на награду. Наградой считали уже то, что посредством службы женщине рыцарь поднимался над буднями и достигал определенного возвышенного духовного состояния.
Бывали случаи, когда госпожа с поистине садистской жестокостью сама определяла тяжелейшие условия, а мечтательный фанатик без возражений принимал их. Здесь уже флирт охлаждался до уровня самого бессердечного кокетства. «Брантом приводит один случай из собственной практики, когда дама потребовала от рыцаря, чтобы тот в доказательство своей любви пронзил кинжалом собственную руку. Кавалер готов был пойти на это, и Брантому пришлось применить силу, чтобы помешать безумному поступку. Вспоминает он и случай с кавалером Жэнле, который безмятежно прогуливался с дамой; они были как раз на мосту через Сену, когда в даму вселился дьявол садистского флирта, она бросила в реку свой дорогой кружевной платочек и попросила рыцаря прыгнуть за ним и достать его из воды. Напрасно кавалер объяснял, что он не умеет плавать, дама обозвала его трусом, после чего тот в отчаянии бросился в воду. К счастью, поблизости была лодка и влюбленного безумца успели своевременно вытащить на берег».