Психология веры
Шрифт:
2. Возмездие и бессмертие души. До вавилонского плена каждый иудей чувствовал себя членом целого. Вина каждого оборачивалась приростом к общей вине всего народа. Личное благополучие зависело от благополучия народа в настоящем и будущем. Выполняя обязанности по отношению к Богу, каждый ничего не выигрывал лично. В те времена идея воскресения мертвых иудеям была чужда. Отсутствие веры в бессмертие в раннем иудаизме укрепляло чувство неповторимой ценности жизни и земных дел. Если человек хотел познать полноту бытия в отпущенный ему срок, он в этой жизни должен был творить добро и удаляться от зла, что предохраняло его от излишней мечтательности. Эпическое спокойствие в отношении к смерти как к всеобщей судьбе звучит в Ветхом Завете. В Торе еще явно выражена идея уничтожения личности
Вследствие исходного неверия в личное бессмертие у евреев сформировалась более острая, чем у других народов, потребность в земной (а не только небесной) справедливости. У них развилось ощущение, что жизнь может и должна изменяться в сторону справедливости. При этом выработался активный, волевой характер, чуждый созерцательности, свойственной народам, имеющим представления о личном бессмертии через вечное возвращение. В отличие от индуиста, для иудея жизнь не была иллюзией, а представала как реальное бытие, в котором проявляется творческая сила и слава Бога. Он не мог согласиться с тем, что жизнь – это «дар напрасный», что тело, вышедшее из рук Божьих, только «темница». В отличие от буддизма , рассматривавшего пребывание на земле не как настоящую жизнь, а только как иллюзию, в иудаизме жизнь на земле не менее важна и истинна, чем жизнь в мире грядущем.
Со временем углублялось индивидуальное сознание, одновременно нарастал протест против явной несправедливости – несоответствия между личным благочестием и наградой. В ответ на эту потребность возникает идея посмертной жизни, выравнивающая это несоответствие: воздаяние будет обязательно – не здесь, так там. Постепенно, к концу царской эпохи, складывается представление о «будущем мире». В дальнейшем загробной жизни придавали все большее значение и земная жизнь уже выступала только как приготовление к будущей. Тогда век, в котором человек живет, в сравнении с будущим веком мог быть уподоблен гостинице, где человек будет находиться до прихода Мессии и воскресения мертвых. Мессия выступает как символ «согласия между людьми и мира в Израиле, то есть гармонии и цельности мира. Мессианская эра приведет к небывалому расцвету просвещения, поскольку это квинтэссенция надежды и оптимизма, победы любви над ненавистью, добра и справедливости над угнетением, алчностью и злом. Мессия – это символ, с помощью которого до сведения людей доводится, что их «исправление» завершено. (Мессианская идея встречалась и в зороастризме .)
В базовые представления иудаизма входит понимание страдания как воздаяния не только за собственные грехи. Грех и бессмертие представало долей не отдельного человека, а народа, который спасался в лице своих потомков. Вечная будущность существовала как коллективная, пока не возобладала идея персонального воскресения. До этого в связи с коллективным Заветом каждая душа – лишь одно из звеньев творения Бога. Тем самым личное спасение одной души не выступало как цель даже для нее самой. Хотя ей и надлежало очищать себя и совершенствовать, но не ради себя, не ради земного счастья и не ради своего блаженства на небесах, но ради того дела, которое надо совершить для всего мира, а такая цель жизни как спасение собственной души рассматривалась скорее как форма эгоцентризма.
Идея признания воскрешения мертвых и загробного мира потребовала детализации процесса смерти и определения души. Душа после смерти покидает тело.
Души умерших разделялись на праведников, отправлявшихся к престолу Божьему, и грешников, попадавших в нечто вроде чистилища. Но души обеих групп евреев имеют удел в грядущем царстве. Будущего царства лишаются только нечестивцы, отрицающие воскресение мертвых и божественность Торы. Так и сложились представления, что смерть – не окончательное разрушение, а временное разлучение тела с душой, и далекий конец света сочетался с близким (сразу после смерти) воздаянием. В этом смысле пребывание в раю или в аду выступает как предварительный приговор, который получит окончательное утверждение в день Страшного суда. (Для нас важно, что представления о рае и аде привнесли понимание уже не коллективной, а личной ответственности.)
3. Мораль. В иудаизме последовательно
Иегова – Бог грозный, страшный владыка, разящий и милующий. Вызывающий трепет, соединяющий в себе ужас и благоговение. Страх Божий представал как начало мудрости, начало положительное. Благотворное влияние этого страха усматривалось в том, что он освобождает людей от страха перед другими людьми и лишает преимущества сильных. (Вытесняет другие страхи и уравнивает людей.) Единый Бог принял на себя ответственность за все – и за добро, и за зло. (В отличие от учения Зороастра, где добро и зло разделены, Яхве совместил в себе эти противоречивые черты и поэтому требовал больших усилий для своего постижения.)
В раннем иудаизме не было догм, в которые все должны были верить. Необходимо было только соблюдать Закон, который регулировал поступки. Важна была только вера в единого Бога и его откровение в Израиле. Допускалось, что Бог не может восприниматься всеми одинаково. Он – переживание исключительно субъективное. Поэтому богословские мнения остаются в иудаизме делом частным и никому не навязываются. Акцент иудаизма – на правильных внешних действиях при соблюдении заповедей. Вместе с тем, это положение нельзя абсолютизировать. Неверно, когда представляют себе, что в иудаизме речь идет только о поступках, а не об их внутренних побуждениях. У же в Декалоге говорится о сердечном грехе – зависти, а в Талмуде звучит предостережение против страсти. В иудаизме , так же как в конфуцианстве , главное – не правильная вера, а правильное поведение. Вопросы веры в нем практически никогда не вызывали разногласий, но всегда подчеркивалась важность правильной жизни – галахи. (В Торе, подобно Канону конфуцианства , до мельчайших деталей разработаны предписания и запреты, касающиеся всех сторон повседневной жизни верующего, там сформулировано 613 таких правил и запретов.) Например, если приходит человек и просит помощи, недостаточно сказать ему: «Положись на Господа!» Нужно действовать так, будто во всем мире некому помочь тому человеку, кроме тебя.
Иудаизм в основном – путь от поступков к перестройке психики. Акцент на поведении приводит к осознанию того, что человека важнее преобразовать, с тем, чтобы он правильно действовал, чем укреплять догмы и заставлять их повторять.
В Ветхом Завете множество отрывков о важности знания. Например, там перечисляется, на каких «трех китах» держится мир: на учении, добрых делах и служении Богу. Поскольку считалось, что Тора находится в распоряжении людей, то ее можно толковать, рассуждать о ней логически и приходить к определенному выводу. Второе имя еврейского народа – это Израиль, тот, кто боролся с Богом. (В «Книге Иова» описан человек, который задает Богу острые вопросы.) В иудаизме истина не провозглашалась, к ней следовало приближаться через дискуссию. Такое положение позволяло каждому провести рассуждение и, приведя доказательство, понять его и усвоить.
Иудаизм не призывал к «уходу из мира», не проповедовал аскетического пренебрежения к плотским наслаждениям, учил сдержанности и мере в их проявлениях. Бесконтрольная свобода нравов, погоня за наслаждениями и разгул страстей внушали людям, выросшим в почитании Закона, естественное отвращение, так как страсть в человеке сначала подобна паутине, а потом – канату. Считалось, что только умеренность может обеспечить внутреннюю свободу духа и досуг для высшей жизни души. Также и требование не изображать Бога усиливало подчинение чувственных отношений более абстрактному отношению к Господу. Оно знаменовало победу духа над чувствами, отказ от удовлетворения инстинктивных потребностей.