Психология
Шрифт:
Благодаря разнообразию комбинаций, в которых встречаются органические изменения, сопровождающие эмоции, можно сказать, что всякий оттенок в его целом имеет для себя особое физиологическое проявление, которое так же уникально, как самый оттенок эмоции. Огромное число отдельных частей тела, подвергающихся изменению при данной эмоции, делает столь трудным для человека в спокойном состоянии воспроизвести внешние проявления любой эмоции. Мы можем воспроизвести соответствующую данной эмоции игру мышц произвольного движения, но не можем произвольно вызвать надлежащее возбуждение в коже, железах, сердце и внутренностях. Подобно тому как в искусственном чихании недостает чего-то по сравнению с настоящим, так точно не производит полной иллюзии искусственное воспроизведение печали или энтузиазма при отсутствии надлежащих поводов для возникновения соответствующих настроений.
Теперь я хочу приступить к изложению самого важного пункта моей теории, который заключается в следующем. Если мы представим
Я не могу отрешиться от мысли, что всякий, кто ясно понял поставленный вопрос, согласится с высказанным мной выше положением. Я совершенно не могу вообразить, что за эмоция страха останется в пашем сознании, если устранить из него чувства, связанные с усиленным сердцебиением, коротким дыханием, дрожью губ, с расслаблением членов, «гусиной» кожей и возбуждением во внутренностях. Может ли кто-нибудь представить себе состояние гнева и вообразить при этом тотчас же не волнение в груди, прилив крови к лицу, расширение ноздрей, стискивание зубов и стремление к энергичным поступкам, а, наоборот, расслабленные мышцы, ровное дыхание и спокойное лицо? Автор по крайней мере, безусловно, не может этого сделать. В данном случае, по его мнению, гнев должен совершенно отсутствовать как чувство, связанное с известными наружными проявлениями, и можно предположить, что в остатке получится только спокойное, бесстрастное суждение, всецело принадлежащее интеллектуальной области: известное лицо заслуживает наказания.
То же рассуждение применимо и к эмоции печали; что такое была бы печаль без слез, рыданий, задержки сердцебиения, тоски, сопровождаемой особым ощущением под ложечкой! Лишенное чувственного тона признание того факта, что известные обстоятельства весьма печальны, — и больше ничего. То же самое обнаруживается при анализе любой другой страсти. Человеческая эмоция, лишенная всякой телесной подкладки, есть пустой звук. Я не утверждаю, что такая эмоция есть нечто, противоречащее природе вещей и что чистые духи осуждены на бесстрастное интеллектуальное бытие; я хочу только сказать, что для нас эмоция, отрешенная от всяких телесных чувствований, есть нечто непредставимое. Чем более я анализирую мои душевные состояния, тем более убеждаюсь, что грубые страсти и увлечения, испытываемые мною, в сущности, создаются и вызываются теми телесными переменами, которые мы обыкновенно называем их проявлениями или результатами; и тем более мне начинает казаться вероятным, что, сделайся мой организм анестетичным (нечувствительным), жизнь аффектов, как приятных, так и неприятных, станет для меня совершенно чуждой и мне придется влачить существование чисто познавательного, или интеллектуального, характера. Хотя такое существование и казалось идеалом для древних мудрецов, но для нас, отстоящих всего на несколько поколений от философской эпохи, выдвинувшей на первый план чувственность, оно должно казаться слишком апатичным, безжизненным, чтобы к нему стоило так упорно стремиться.
Моя точка зрения не может быть названа материалистической. В ней не больше и не меньше материализма, чем во всяком взгляде, согласно которому эмоции обусловлены нервными процессами. Ни один из читателей моей книги не возмутится против этого положения, пока оно высказано в общей форме, и если в этом положении кто-нибудь все-таки усмотрит материализм, то только имея в виду те или другие частные виды эмоций. Эмоции суть чувственные процессы, которые обусловлены внутренними нервными токами, возникающими под влиянием внешних раздражений. Такие процессы, правда, всегда рассматривались платонизирующими психологами как явления, связанные с чем-то чрезвычайно низменным. Но каковы бы ни были физиологические условия образования наших эмоций, сами по себе, как душевное явление, они все равно должны остаться тем, что
Предлагаемая точка зрения объясняет удивительное разнообразие эмоций. Если моя теория верна, го каждая эмоция есть результат соединения в один комплекс психических элементов, из которых каждый обусловлен определенным физиологическим процессом. Составные элементы, из которых слагается всякая перемена в организме, есть результат рефлекса, вызванного внешним раздражителем. Отсюда немедленно возникает ряд вопросов, которые резко отличаются от всяких вопросов, предлагаемых представителями других теорий эмоций. С их точки зрения, единственно возможными задачами при анализе эмоций были классификация («К какому роду или виду принадлежит данная эмоция?») или описание («Какими внешними проявлениями характеризуется данная эмоция?»). Теперь же дело идет о выяснении причин эмоций («Какие именно модификации вызывает в нас тот или другой объект и почему он вызывает в нас именно те, а не другие модификации?»).
От поверхностного анализа эмоций мы переходим, таким образом, к более глубокому исследованию, к исследованию высшего порядка. Классификация и описание суть низшие ступени в развитии науки. Как только выходит на сцену вопрос о причинной связи в данной научной области, классификация и описание отступают на второй план и сохраняют значение лишь настолько, насколько облегчают нам исследование причинной связи. Раз мы выяснили, что причиной эмоций являются бесчисленные рефлекторные акты, возникающие под влиянием внешних объектов и немедленно осознаваемые нами, то нам тотчас становится понятным, почему может существовать бесчисленное множество эмоций и почему у отдельных индивидов они могут неопределенно варьировать и по составу, и по мотивам, вызывающим их. Дело в том, что в рефлекторном акте нет ничего неизменного, абсолютного. Возможны весьма различные действия рефлекса, и эти действия, как известно, варьируют до бесконечности.
Короче говоря, любая классификация эмоций может считаться «истинной» или «естественной», коль скоро она удовлетворяет своему назначению, и вопросы вроде «Каково истинное или типичное выражение гнева и страха?» не имеют никакого объективного значения. Вместо решения подобных вопросов мы должны выяснять, как могла произойти та или другая экспрессия страха или гнева, и это составляет, с одной стороны, задачу физиологической механики, с другой — задачу истории человеческой психики, зйдачу, которая, как и все научные задачи, по существу, разрешима, хотя и трудно, может быть, найти ее решение. Немного ниже я приведу попытки, которые делались для этого.
Дополнительное доказательство в пользу моей теории. Если моя теория справедлива, то она должна подтвердиться следующим косвенным доказательством. Согласно теории, вызывая в себе произвольно при спокойном состоянии духа так называемые внешние проявления той или другой эмоции, мы должны испытывать и саму эмоцию. Предположение это, насколько его можно было проверить опытом, скорее подтверждается, чем опровергается. Всякий знает, до какой степени бегство усиливает паническое чувство страха и как может возрасти чувство гнева или печали, если дать волю их внешним проявлениям. Возобновляя рыдания, мы усиливаем в себе чувство горя, и каждый новый припадок плача еще более вызывает горесть, пока не наступает, наконец, успокоение, обусловленное утомлением и видимым ослаблением физического возбуждения. Всякий знает, как в гневе мы доводим себя до высшей точки возбуждения, воспроизводя несколько раз подряд внешние проявления этой эмоции.
Подавите в себе внешнее проявление страсти и она замрет в вас. Прежде чем отдаться вспышке гнева, попробуйте сосчитать до десяти — и повод к гневу покажется вам до смешного ничтожным. Чтобы придать себе храбрости, мы свистим и тем действительно придаем себе уверенность. Но попробуйте просидеть целый день в задумчивой позе, поминутно вздыхая и отвечая упавшим голосом на расспросы окружающих, и вы тем еще усилите ваше меланхолическое настроение. В нравственном воспитании все опытные люди признали чрезвычайно важным правило: если мы хотим подавить в себе нежелательное эмоциональное влечение, мы должны терпеливо и сначала хладнокровно воспроизводить внешние движения, соответствующие желательным для нас душевным настроениям. Результатом упорных усилий в этом направлении будет то, что злобное, подавленное состояние духа исчезнет и заменится радостным и кротким настроением. Расправьте морщины на челе, проясните взор, выпрямите корпус, заговорите в мажорном тоне, весело приветствуя знакомых, и если у вас не каменное сердце, то вы невольно поддадитесь мало-помалу благодушному настроению.