Психотерапевт
Шрифт:
— А теперь? — спрашивает Тамсин. — Есть ощущение, что у тебя все опять под контролем?
— Я постепенно его восстанавливаю. Мне уже удается оставаться в доме одной, хотя спать наверху я себя до сих пор не могу заставить. А вчера я сказала Лео, что мне нужно побыть одной, и на эти выходные он остается в Бирмингеме.
Тамсин приподнимает бровь:
— И он согласился?
— Да. Пока.
Она подталкивает ко мне тарелку с домашним овсяным печеньем.
— А не лучше было бы поступить так, как ты сначала решила, — уехать?
— Этот вариант я больше не рассматриваю, — говорю я и беру печенье.
— Интересно почему?
— Тамс, — мягко предостерегает Ева.
Тамсин пожимает плечами:
—
— Ты права, я еще не вполне освоилась. Но я над этим работаю.
Эва обменивается с Тамсин коротким взглядом.
— Если эта журналистка снова с тобой свяжется, она удивится, что ты до сих пор живешь в доме, — говорит она.
Ремарка выходит неуклюжей, но Ева всего лишь пытается выяснить то, что интересует Тамсин. Я решаю сразу же покончить с больным вопросом:
— Не беспокойся, если она еще раз позвонит, я скажу ей только одно: чтобы проваливала и больше не доставала меня.
— То есть с тех пор, как она сообщила тебе об убийстве, она больше так и не объявлялась? — спрашивает Тамсин.
— Нет.
Тамсин выдыхает, все ее тело расслабляется и как будто опадает — точно шарик, из которого выпустили воздух. Она тянется за печеньем, отламывает кусочек, бросает в рот, потом отламывает еще и снова отправляет в рот — ощущение такое, будто она сто лет не ела. Тамсин морит свои эмоции голодом, а я свои, наоборот, откармливаю, вдруг понимаю я. Сколько раз я стояла перед открытым холодильником и кормила свою тревогу, надеясь таким образом усмирить ее, заставить уйти.
На элегантном сером комоде красуется прекрасная семейная фотография: Тамсин, Коннор и две их маленькие дочки.
— Эмбер — твоя копия, — говорю я, рассматривая фото.
— А Перл — копия Коннора, — замечает Ева.
— Согласна, у нее его глаза. — Я поворачиваюсь к Тамсин: — У тебя на фотографии волосы гораздо длиннее.
Она опять тянется за печеньем.
— Да, они были длинные, как у тебя, но после смерти Нины я их остригла.
— Боже, — выдыхаю я.
— Не знаю, зачем это сделала, но мне казалось, так надо. Нине отрезали волосы, и, возможно, я предположила, что для убийцы длинные волосы — фетиш, и инстинктивно решила защититься, если он вернется и захочет убить меня. А может, это было какое-то подсознательное желание сделать что-то в память о Нине. Эмбер так плакала, когда увидела меня со стрижкой, пришлось пообещать ей, что я их снова отращу.
Она обреченно улыбается и прибавляет:
— Еще растить и растить.
— У меня были очень длинные волосы, — говорит Ева. — Давным-давно, лет в семнадцать. Остригла их, потому что хотела выглядеть старше. Я для длинных волос слишком маленького роста, они делают меня похожей на куклу. Свой цвет у меня, кстати, темнее.
— Ты их тогда же и покрасила, когда первый раз подстриглась?
— Да. Не собиралась, но парикмахер предложил. Уилл был в ярости, сначала моя стрижка ему ужасно не понравилась. Теперь-то он ее любит, и длину, и розовые кончики.
— Я тоже подумываю о том, чтобы подстричься, — говорю я.
Тамсин хмурится:
— Зачем? Такие красивые длинные волосы.
— Они выпадают. После того как погибли родители и сестра, волосы полезли буквально клочьями. Это был настоящий кошмар, я чуть с ума не сошла. И теперь опять началось.
— Ты из-за этого стала их собирать в пучок?
— Да.
— Они выпадают, когда моешь голову? — спрашивает Ева. — Потому что я могу порекомендовать очень классный шампунь.
— Вообще-то нет. По крайней мере, я не замечаю, чтобы они выпадали в душе или потом, когда я их расчесываю, — ну, если и выпадают, то не больше обычного. Но я все время нахожу их повсюду в доме, особенно на кухне, и это, конечно, хуже всего, потому
— О нет, тут ты ошибаешься. Вот на это, — Ева указывает на свою голову, — требуется тонна геля и уйма терпения.
Я поворачиваюсь к Тамсин:
— Ева говорила, ты раньше была моделью? И тогда же познакомилась с Коннором?
— Да. Мы познакомились на вечеринке во время Недели лондонской моды. Он мне сначала совсем не понравился, показался хамоватым. Поэтому, когда он спросил, чего я ищу в мужчине, я сказала, что мне нужен кто-то, кто будет водить меня по театрам и концертам классической музыки и с кем можно будет часами сидеть и читать книжки. Я была уверена, что ничем не рискую — просто вежливо его отшиваю, потому что уж он-то точно вряд ли заинтересуется подобными вещами. Но он на это сказал, что мне крупно повезло, и через два дня прислал билет на «Бурю». Я ужасно хотела посмотреть «Бурю» — ну и пошла. А дальше были концерты и поездки за город на выходные, где мы проводили дождливые дни, устроившись под пледом с книгой. Он подходил мне настолько идеально, что не влюбиться было просто невозможно. — Тамсин делает глоток кофе. — Надо было сказать ему, что я не ищу мужчину, тогда бы он от меня отвязался.
— Но ведь это так чудесно, что вы оба любите одно и то же, — говорю я, удивившись резкости последнего замечания.
Она качает головой:
— Ничего подобного. Как только мы поженились, походы в театр и на концерты и совместное чтение книг — все это закончилось. Если мне хочется что-то посмотреть, он говорит, чтобы я позвала подружку. — Она усмехается. — Тяжело осознавать, что мужчины, за которого ты вышла, на самом деле никогда и не было.
— Я понимаю, о чем ты, — тихо говорю я, думая о Лео. — Хотя мы с Лео не женаты.
— Неужели вы не хотели пожениться? — спрашивает Ева.
— Как-то эта тема не возникала. Ну и потом, Лео вообще не верит в брак. Говорит, что никогда не видел счастливых семейных пар.
— Мы с Уиллом счастливы, — возражает она.
— Ой, молчи уж! — восклицаем мы с Тамсин одновременно, и все втроем заходимся в смехе.
Мы с Евой вместе идем через сквер, а дальше расходимся каждая к своему дому. В кабинете я сажусь за стол. Я планировала сразу взяться за работу, но из головы никак не идут слова Тамсин о том, что Нина как-то сказала ей о привычке Оливера иногда после работы заходить в сквер и некоторое время там сидеть. Вот бы узнать, сообщила ли она об этом полиции; как жаль, что я не услышала ее ответа на вопрос Евы. Да наверняка, ведь это преступление — скрывать такую важную информацию. И тут я вспоминаю, как она заикнулась о романе Коннора с Ниной. Получается, ради Коннора она все же утаила сведения, которые могли бы помочь в деле Оливера? Вот только я не уверена, что она сказала именно это — что у Коннора с Ниной был роман.
А потом еще эта фраза Евы о дыре в заборе между нашими домами. Может, она намекала на то, что Уилл вполне мог ходить к Нине и обратно, никем не замеченный? И почему Тамсин сказала, что любой способен на убийство, если чувствует опасность? Может, кто-нибудь знал, что у Коннора или у Уилла роман с Ниной, и грозился об этом рассказать? Может, Тамсин (или Ева?) боялась, что муж уйдет от нее к Нине? Может, у них у всех — у Коннора, Уилла, Тамсин и Евы — был мотив для убийства?
Мне вдруг становится стыдно от того, как легко я могу вообразить себе, что один из наших соседей (а ведь все они так ко мне добры) способен на кровавое преступление, и я со стоном роняю голову на стол. Я даже не знаю Коннора и Тима — зря я не пошла в гости к Мэри в пятницу. Задумавшись на несколько секунд, поднимаю голову со стола и тянусь за телефоном.