Псион
Шрифт:
— (Теперь они понимают… Но все же — зачем эти новые пришельцы стремятся к оскверненной святыне, если они не посланники, за которых себя выдают?)
— (Я думаю, они рвутся к власти.) — Я показал им, что значат для людей голубые кристаллы. — (Овладев шахтами, они подчинят себе ФТУ, ту силу, благодаря которой существует Человеческая Федерация.) — Это было похоже на камень, канувший в воду.
— (Неясно… Не было надобности… Не имеет смысла.) — Создалось впечатление, что они даже не способны понять, зачем кому-то нужна власть. Я припомнил все, что знал об этом понятии.
— (Да, я думаю, примерно так. Но власть можно использовать и в благих целях.) — Я мучительно пытался припомнить хотя бы один пример.
Чувство, похожее на разочарование, наполнило мою голову. Гидраны шептали:
— (Насколько однозначное и извращенное применение разуму нашли эти пришельцы…)
И я вспомнил, что Дир говорил о людях как о недоразвитых гидранах… Я видел, что их надежда тает.
— (Они, наконец, поняли, что те люди-псионы использовали Дар во зло, стремясь причинить боль другим. Но если им удастся осуществить свой план, что станет с теми пришельцами, которые сейчас держат оскверненное место?)
Вопрос показался мне необычным.
— (Трудно сказать.) — Очевидно, Рубай должен оставить в живых персонал шахты, чтобы получить то, что ему нужно. Я подумал о каторжниках — их участь не изменится, кто бы ни победил.
— (Они осознают, что никто не выиграл бы от осуществления этого плана.) — Я оглядел круг бледных лиц, понимая, что отнял у них последнюю надежду: то, что придавало смысл их жизни, было разрушено, потому что они не могли понять некоторые поступки людей. Их вера в Посланника-спасителя была уничтожена. Жаль, что именно мне пришлось открыть им печальную истину.
— (Но они поняли, что лучше знать правду, и что, наконец, они стали мудрее.) — Круг их мыслей стал сужаться вокруг меня. Пусть я не обещанный предками Посланник, все же именно я открыл им глаза.
Я посмотрел на свои руки. И затем, понимая, что едва ли что-то потеряю от попытки, я показал, как Зибелинг и Джули работают против Рубая, стараясь помешать его планам.
Гидраны спросили:
— (Зачем я помогаю тем, кто хочет спасти то место, где я был рабом?)
Я попытался захлопнуть свое сознание.
— (Потому что есть та, ради кого делается все это), — ответили они на свой вопрос, и я понял, что они уже знают обо всем, что произошло между Джули, мной и остальными.
— (Да. Дело в этом человеке.) — На мгновение я ощутил идущее из глубины веков раздражение против тех, кто разгадал самые интимные твои секреты. Но лишь на мгновение. — (Вы видите, что сейчас не помешает любая помощь…)
В моей голове наступила тишина. Наконец, они ответили, что им нужно обдумать то, что они узнали.
— (Я отлично понимаю вас. Вы ничего не должны Федерации и нам.) — Ничего, кроме отмщения, однако я прекрасно знал, что гидраны на это не способны. Я чувствовал себя опустошенным, надежда угасла, ноги дрожали — я не представлял: сколько
— (Подождите! Еще одно!) — Они вернулись. — (Вы видели все, что есть в моей памяти… Я слышал, что человек никогда ничего не забывает, но я не могу вспомнить… Мне нужно знать одну вещь — то, что произошло давно… Я хочу узнать о своих родителях и о том, почему…)
Они знали ответ, но не торопились открывать его…
— (Потому что им было известно, что в мозгу пришельцев предусмотрено забывание определенных вещей — для предохранения от перегрузок разума, одинокого, хрупкого и ранимого. Я обладал свойствами пришельцев и поэтому должен забывать, отсекать все опасное. Лучше не касаться некоторых вещей…)
— (Они обещают не предпринимать никаких действий против нас. Что бы мы ни решили, они не будут препятствовать — ради меня. Но я видел истину: у них не осталось выбора. Они должны обсудить свои дальнейшие действия.)
Я кивнул, мои кулаки сжались. Они начали постепенно и мягко выталкивать меня из своего энергетического поля, но мое сознание не хотело уходить, не хотело терять с ними контакт, облегчавший мою ношу. Родословная связывала меня с моим народом. Моим народом…
Я все равно потерял его. Гидраны были мне чужими. Я ощутил это, когда они исчезли как легкое дуновение. Навсегда потеряв свой народ, я вынужден был оставаться человеком. То же самое, что остаться сиротой, — сейчас я ненавидел это.
Я спустился с холмов, ощущая в себе такой холод, как будто умер вместе с Диром. Вскоре передо мной предстали огни города и вдалеке — затерянная в степной равнине контрольная башня шахты. Каким отвратительным был этот предпортовый городишко, напоминающий старый шрам на зеленых холмах. Людям свойственно уничтожать все, к чему они прикасаются. Однако у меня тоже не было выбора, кроме как доиграть до конца эту заведомо проигрышную партию в Последний шанс с Рубаем. Пусть никто не верит мне и неоткуда ждать помощи, а Зибелинг думает, что я примитивное насекомое и грязный полукровка… Пусть Джули по-прежнему любит его. У меня в жизни никогда не было настоящего выбора, так же как и настоящей юности…
Глава 16
Кто-то раздраженно тряс меня, будил, впившись пальцами в плечо. Я медленно выкарабкивался из черной пропасти мертвого сна, пробираясь через картины Старого города — вечные спутники моего пробуждения — и через пласты времени.
Очнувшись, я ожидал увидеть Джули или Зибелинга. Однако это была Гэлисс. Я вспомнил о вчерашнем дне и проснулся окончательно.
Гэлисс выделялась на фоне солнечного света, но лицо оставалось в тени. Я приложил руку к глазам, но и без этого мог бы угадать, какое у нее выражение лица. Я загнал свои воспоминания в укромный уголок и спешно привел мысли в порядок. Только бы не подумать об этом сейчас, только не сейчас…