Псоглавцы
Шрифт:
— Вот вам ещё аналогия, Кирилл, — говорил Роман Артурович. — Культура — джинн, сабджект — бутылка, в которой его заархивировали. Человек культуры умеет открывать бутылки. Но победит джинна лишь тот, кто знает природу джиннов. Вы, Кирилл, открыли бутылку, разархивировали сабджект раскольников, выпустили джинна. Но вы — с точки зрения джинна — совершили преступление, и джинн культуры бросился на вас: вы ушли из зоны, а за вами кинулись боги конвоя.
Для человека культуры,
— И вот тут я должен был оказаться на их пути, — мрачно признал Роман Артурович. — Но я всё проморгал.
Впереди за деревьями кладбищенской рощи появился свет прожекторов на заборе усадьбы.
— А в Москве такая история могла произойти? — спросил Кирилл. — Ведь там тоже есть фрески Псоглавца…
— Москва — огромная сумма сообществ. В Москве перейти в другое сообщество — не преступление, — словно отмахнулся Роман Артурович. — А здесь было только два сообщества — ваше и местное. Вы своё сообщество оставили. Оставили ради другого сообщества, которое было тупое и агрессивное, антагоничное любой культуре. И ваше сообщество отомстило вам. По-раскольничьи.
— А почему Лиза видела псоглавцев? — вспомнил Кирилл. — Или её отец? Они из той же убогой среды, что Лёха или Саня, они не сумеют разархивировать ваш сабджект!
— А я не влезу в вашу личную жизнь, Кирилл? — искоса глянул Роман Артурович. — Вы можете узнать вещи, которые вам… э-э… скажем, будут неприятны. Не о девушке. О себе.
— Вы осторожны, как дэнжеролог, — желчно ответил Кирилл.
Если информация имеет и материальную природу, то её можно воспринимать чувственно. К примеру, человек может быть лишён музыкального слуха, но музыку от шума он отличает. Музыка — организованный звук, а культура — организованная информация. Чувствовать культуру — быть восприимчивым, а не образованным. Образование лишь помогает понять то, что почувствовал. Впечатление и познание — равноценные способы разархивации сабджекта.
— Ваша девушка, Кирилл, не спутает прогноз погоды и пушкинское «мороз и солнце, день чудесный», — мягко сказал Роман Артурович. — Я не вправе комментировать ваш выбор, но эта девушка многое понимает интуитивно. Такое ведь не редкость.
Кирилл вспомнил, как Лиза рассказывала ему о поездке в Москву. Лиза не увидела в Москве ни бутиков, ни баннеров, ни иномарок…
Кирилл разозлился. Получается, Роман Артурович ткнул его носом в собственное свинство. Ведь Кирилл уже доказал себе, что в Москве Лиза будет как корова в городе… Что ей попросту не хватит культуры, а потому пускай сидит в Калитине.
— И всё-таки, как же люди становятся оборотнями? — зло спросил Кирилл, меняя тему. — Это нарушение физических законов! Или фреска укусила Гугера с Валерой? Вы мне уже всё объяснили, кроме этого.
— Ох, Кирилл… —
— То есть оборотней не было?
— Может, и были, — пожал плечами Роман Артурович. — Культура воздействует избирательно. То, что для вас катарсис, для меня — ничто. Да, вы видели чудовищ. И я не знаю, что это было.
— Оборотни, — убеждённо сказал Кирилл.
Они уже подходили к железным воротам и к сторожке.
— Мельников тоже описывал оборотней, — добавил Кирилл.
— Писатель Андрей Печерский, автор «Доношения»? Но ведь он носитель той же религии, что и раскольники. Его опыт, так сказать, не считается. Он нерепрезентативен. Верующий человек увидел еретиков в обличье оборотней — дело житейское. У Пелевина вон оборотни в погонах. Псоглавцы не рушат мировоззрение верующего человека. А вот ваше мировоззрение позитивиста рушат. Поэтому вам и требуется, чтобы фреска кусалась.
— Но я-то неверующий человек.
— Зато вы верите в Голливуд, — усмехнулся Роман Артурович. — А в Голливуде оборотничество — это вирус, передающийся через укус.
— Значит, у меня были глюки? Самовнушение?
Роман Артурович остановился у крылечка своей сторожки.
— Тоже нет, Кирилл. Я убеждён, что если бы вас убили, извините, конечно, то раны ваши были бы как от волчьих укусов. Это какая-то ваша изолированная часть реальности. Сабджект можно уподобить аккумулятору. В нём огромный заряд. Триста пятьдесят лет истории раскола и миллионы человеческих жизней — и всё в одном сабджекте. С таким зарядом изменяются метрики пространства. Скажем, при взрыве в Чернобыле взрывная волна проходила сквозь бетон как сквозь воздух, не повреждая материал, — это чудеса приложения огромных сил. Мы не знаем физики огромных объёмов информации.
— А говорите, вы специалист.
Роман Артурович поднялся на крыльцо и открыл дверь сторожки, приглашая Кирилла войти.
— Художник работает с красками и цветом, но он не химик и не оптик. Моя задача — выхватить гранату из руки ребёнка, а не растолковать ему принцип действия тротила.
Кирилл вошёл.
— Вы успели выхватить гранату в последний момент, — сказал он.
— Это верно, — согласился Роман Артурович, запирая за собой дверь. — Не хотите кофе?
— Хочу.
— Кофемашина к вашим услугам. А я проведаю ваших товарищей.
Роман Артурович открыл другую дверь и спустился во двор.
В сторожке горел приглушённый свет. Мониторы компьютеров погасли в режиме экономии, на аппаратуре перемигивались огоньки. В узком окошке темнела полночь.
Лиза спала на диванчике, укрытая пледом. Кирилл хотел подойти к кофемашине, но передумал и осторожно присел рядом с Лизой на край дивана. Потом тихонько отвёл с лица Лизы рассыпавшиеся волосы. Лиза не просыпалась.