ПСС. т.9 Неуловимая Фламини
Шрифт:
— Никогда о таком не слышал, — подумав, сказал я.
— А о нем вообще мало кто знает. Думаю, он и денег-то тратит самую малость, лишь бы только оставаться в тени. — Толстяк сделал небольшую паузу, чтобы глотнуть из своего бокала. — Но, как у всякого очень богатого человека, у него есть некоторые слабости. — Мой собеседник сокрушенно покачал головой. — Вам это может показаться неправдоподобным, но даже у меня — у Винсента Манатти — тоже есть свои слабости.
— Я просто потрясен, — подтвердил я. — Такой милый, привлекательный с виду человек. И ведь не подумаешь, что самый большой сукин
— Барнаби в душе коллекционер, — спокойно продолжил Манатти, не обратив ни малейшего внимания на мою вызывающую реплику. — Собиратель, если можно так выразить.
— Что он коллекционирует? — уже серьезно спросил я.
— Красивых женщин.
— Дорогостоящее у него хобби, — покачал я головой.
— Что значат деньги для такого человека? Если женщина приглянулась ему, он может предложить ей жизнь, полную сказочной роскоши. Конечно, до тех пор, пока она ему не надоест. А устает он от них очень быстро — через пару месяцев. Тогда настает время расставаться. Так сказать, прощальный поцелуй из чистого золота. В награду отвергнутой пассии дарятся драгоценности, баснословной стоимости меха, а уж если леди очень ему угодила, то и приличный кусочек недвижимости. — Толстяк лениво поскреб заросшую волосами грудь. — По сути дела, Барнаби с одинаковым увлечением коллекционирует женщин и деньги. И у этих его двух страстей есть только одно различие: в каждом конкретном случае он предпочитает деньги. Если кто-то твердо намерен приобрести у Акселя что-либо и готов хорошо платить, то он, несомненно, это получит. Как ни странно, оказывается, на свете существуют еще женщины, правда немного, которых невозможно купить.
— Например?
— Анна Фламини. — Тяжелые веки Манатти опустились, прикрыв глаза-буравчики.
— Она одна из немногих оставшихся еще женщин, которые до сих пор оправдывают старомодный титул звезды, — сказал я. — По-моему, Барнаби ей нужен как собаке пятая нога.
— Что, существует такое английское выражение? — громогласно удивился Манатти. — В самом деле? Между мной и Анной существует неразрывная связь, — продолжал он, — конечно чисто коммерческая. То есть строго оговоренные условия контракта, который останется в силе ближайшие пять лет. Единственное, к чему она стремится, — это сделать головокружительную карьеру. Но вам, должно быть, известно, что любая звезда, если она исчезает с экрана на пять лет, перестает быть звездой. А иногда про нее и совсем забывают. Есть и еще одно, что нас связывает. Как у вас говорят, она мне кое-что должна.
— Это что, сделка? — недоверчиво поинтересовался я. — Значит, вы договорились, что Барнаби уступает вам свой пакет акций киностудии, а вы на блюдечке преподносите ему Анну Фламини?
— Ну что ж, немного резко, но, в сущности, достаточно точно, — легко согласился продюсер. — Сам Барнаби не участвует в переговорах. На это есть посредник.
Некто Грегори О’Нил, и за короткое время, что мы с ним были вынуждены сотрудничать, он мне успел безумно надоесть. Как раз вчера у нас была намечена встреча, но он так и не появился.
— Его могло что-то задержать? — предположил я.
Манатти решительно покачал головой.
— Невозможно. Он никогда бы не пошел на это. Только
— То есть он уже получил Анну Фламини?
— Похоже, Холман, я заблуждался на ваш счет. Вы на самом деле специалист своего дела.
— И где она может быть сейчас, если, конечно, не в объятиях Барнаби? — поинтересовался я.
— Не стану морочить вам голову, утверждая, что Анне польстило предложение Барнаби, — ответил Манатти. — Но мы его обсудили, как вы понимаете, наедине. И в конце концов она согласилась, что грех отказываться от таких условий. Мы устроили так, что слухи об ее отъезде просочились в прессу. Якобы она вынуждена отправиться ухаживать за больной матерью где-то в Австрии. Потом Анна купила билет на самолет в Лос-Анджелес для себя и приятельницы-компаньонки и еще вчера благополучно добралась до мотеля.
— Скорее всего, не в качестве Анны Фламини? — предположил я.
— Ну конечно! Ей удалось здорово изменить внешность — белокурый парик и все такое! Нет, нет, она зарегистрировалась как мисс Анджело и под этим же именем купила билет на самолет до Рима. Ее приятельница остановилась под своим настоящим именем Дафна Вудроу. Мы договорились, что сегодня в одиннадцать утра Анна придет ко мне в офис. Но она не появилась. Я позвонил в мотель и узнал, что обе девушки, забрав вещи, уехали около одиннадцати тридцати. Тогда я решил, что мне понадобится помощь. Помощь такого человека, как вы, Холман.
— И что же вы хотите от меня? — поинтересовался я.
— Вы должны будете найти Анну Фламини и вернуть ее мне.
— А может случиться, что она отправилась к Барнаби по собственной воле?
— Невозможно! — Манатти произнес это слово голосом, полным нескрываемого презрения. — Нет, должно быть, с ней случилось что-то ужасное. Думаю, ее похитили. Если так, значит, несмотря на нашу договоренность, Барнаби сжульничал. И тогда ему так просто это с рук не сойдет. Но сначала я должен получить Анну.
— Вам что-нибудь известно? — раздумывая, поинтересовался я. — Вообще-то мне казалось, что я уже достаточно мерзавцев повидал на своем веку, так что меня трудно чем-то удивить. Но вы, признаться, это что-то новенькое!
— Попрошу не тратить драгоценное время на дурацкие высказывания, — прорычал он. — Вы согласны заняться этим делом?
— Успех не гарантирую, — предупредил я. — Но могу попытаться.
— Понимаю, — уже спокойно произнес он. — Предупреждаю, однако, что мое терпение имеет пределы. В вашем распоряжении одна неделя.
— Да, вот еще что, — спохватился я. — Если я отыщу Анну, но при этом обнаружится, что она совершенно довольна своей жизнью, предупреждаю, силой возвращать ее не стану.
— Само собой. — Глаза его потускнели, голос стал скучным. — Если обнаружите, что история с исчезновением — выдумка Анны, я буду совершенно спокоен. Но все это нужно будет доказать. И доказывать будете именно вы. Как угодно — пусть это будет письмо от нее, магнитофонная кассета с ее голосом… Но вы должны сделать так, чтобы у меня не оставалось ни малейших сомнений.