ПСС. Том 24. Произведения, 1880-1884
Шрифт:
Вот что говорит Рейс (стр. 202 и 203):
На первый взгляд можно сказать, будто господь намеревался заявить решительно и определенно, что он хочет поддерживать безусловную власть закона во всех его самомалейших частях (закон и пророки — это выражение, принятое в синагогах для обозначения священных книг, читаемых на молитвенных собраниях). Но, вникнув, сначала останавливаешься пред тем обстоятельством, что христианская церковь оставила в стороне значительную часть закона, и притом ту, которую современники Иисуса считали наиболее важной; затем вспоминаешь, что апостол Павел открыто провозглашал упразднение закона и замену его иным руководительством. Наконец, неизбежно представляется множество случаев, когда сам Иисус или ставит себя выше закона (Мр. II, 27;
Эти предположения устраняются, с одной стороны, уже тем обстоятельством, что евангелист Лука, паулинист и универсалист, включает в свой текст то же утверждение, а с другой — тем, что и в рассматриваемом тексте заключаются элементы, чрезвычайно характеристичные в смысле евангельском и противозаконном. Ввиду этого нельзя ни отвергнуть заявления ст. 18 и 19, как явно и всецело недостоверные, ни принять в смысле, который был бы абсолютно несовместим с этой последней точкой зрения.
———
Всё это совершенно справедливо, кроме последнего легкомысленного и ничем не оправданного заключения, что inadmissible почему-то то, что Иисус имел в виду один нравственный закон. Это отрицание голословное даже удивительно.
Упоминание о тексте Луки в том смысле, что текст Луки опровергает все предполагаемые объяснения, еще более удивительно. Такое голословное отрицание того единственного ясного и простого смысла, какой имеет этот стих, было бы решительно необъяснимо, если бы не видно было, что с самого начала уже смысл всей речи не понят. Непонимание простого смысла и отыскивание искусственного произошло и здесь от того же, от чего произошло непонимание стихов 14, 15 и 16: первым стихам блаженств-тезису всей речи придан ложный смысл; как же не путаться в объяснениях дальнейшего.
Для Рейса (так же как и для церкви) и стихи о соли и свете — вставка, не связанная с предыдущим, и вся эта речь со стихов Мф. 17–48 главы V-й есть вставка неуместная. Рейс прямо и говорит это (стр. 202):
(Ст. 17–48.) Этот отрывок, не имеющий внутренней связи с предшествующим и лишь отдельными кусочками входящий в изложение Луки, представляет из себя нечто целое и должен быть изучаем во всей своей совокупности, хотя евангелист и включил в него, то тут, то там, элементы, которые, хотя представляют в общем некоторую аналогию с главным текстом, но первоначально были ему совершенно чужды. Обстоятельство это объясняет нам, почему эта страница, одна из прекраснейших и важнейших в Евангелиях, представляет теперь некоторые трудности и может натолкнуть на ошибки. Нетрудно заметить, что Иисус говорит здесь о своем положении в отношении закона. Всё дело в том, чтобы точно уяснить то, что именно он говорит.
———
Вот что говорит церковь. (Толк. Еванг. Ев. Мф., стр. 75):
Истинно говорю: утверждение непреложности сказанного.
Доколе не прейдет и пр.: доколе стоит этот мир, т. е. до конца веков; или: скорее
Йота — самая малая по начертанию буква еврейского алфавита, черта, малый изгиб, которым отличается одна буква от другой, сходной с нею по начертанию; сими словами означается, что и самое малое, по-видимому, и незначительное из закона не прейдет, не останется без исполнения, как непреложное слово Божие, которое не может быть праздным и остаться без исполнения.
Пока не исполнится: т. е. в духе и существе, и не по букве. Весь закон был сенью будущего; когда явилось самое тело, сень утратила свое значение, но вместе с тем осуществилось то, на что указывала сень. Отменен изветшавший древний закон, но заменен совершеннейшим, которого он был только тенью. Исполняющий новый закон исполняет вместе с тем и ветхий, только не по букве мертвой, а в высшем совершенстве, в духе, как, напр., не гневающийся на брата своего исполняет в высшей степени и ветхозаветную заповедь не убий, ибо негневающийся никак не может уже убить и т. п.
———
Объяснение это, как и все церковные объяснения, ничего не объясняет и избегает вопроса; оно не объясняет, что надо разуметь под словом Божиим, и в каком отношении учение Христа к закону Моисея, и что надо разуметь под законом.
Стоит только не разрывать учения и рассматривать его в связи с предшествующим и последующим, и смысл опять не только ясен, но необходим. Иисус говорит: надо быть нищим, бродягой, чтобы войти в царство Божие, т. е. отрешиться от всех форм жизни. Бродяга был и есть презренное существо, которому всё как будто позволено, которое вне закона. В стихах 15–м и 16–м Иисус сказал: надо быть бродягой не невольным, но вольным. В этих двух стихах он опять говорит о том, что надо быть бродягой, не таким бродягой, для которого нет закона и всё позволено, а, напротив, бродягой, исполняющим закон, т. е. известные правила.
Слово ? ????? с членом надо именно разуметь как loi morale и вот почему:
По Луке по-гречески loi morale нельзя иначе и выразить, как ? ?????, от ???? закон и делю, т. е. черта предела, где кончается «кон» — покуда можно и дальше чего нельзя.
Контекст Луки, который так легкомысленно приводит Рейс в подтверждение своих рассуждений, как нельзя яснее тем самым местом, в котором он стоит, показывает, что надо разуметь под ????? и под всею фразою: не пропадет ни одна черта из закона.
Лк. XVI, 16. Закон и пророки до Иоанна: с сего времени царство Божие благовествуется, и всякий усилием входит в него.
———
Сказано: закон и пророки, т. е. закон писанный, еврейский, был нужен до Иоанна, а теперь царство Божие возвещается и т. д. и вслед за этим: Скорее небо и земля прейдут, чем пропадет одна черта из закона. Или Лука нарочно сопоставил два стиха, противоречащие друг другу, или он разумел под законом и пророками одно, — то, что уничтожилось со времени Иоанна, и под законом без прибавления «пророки» другое, — то, что никогда не может уничтожиться, пока есть люди.
Слова черта, черточка, если бы нужно было подтверждение, еще подтверждают такое понимание закона: за-кон. Черта деления определяет кон и закон. Если бы речь шла о писанном законе Моисея, то сказано бы было: ни один стих, ни одно слово, ни одна буква, но никак: ни одна черта
Понимание закона как loi morale (с членом) и как закона писанного (без члена) особенно ясно в следующих местах посланий Павла к римлянам: