Псы войны: пробуждение Ареса
Шрифт:
Казах подмигнул Теку и мне и сказал что-то очень оскорбительное.
И тут понеслась.
Наши противники ощетинились сталью — выхватили зазубренные морские ножи под названием «Игла», достали откуда-то из штанов буксирные цепи и завязанные узлами альпинистские веревки. Русские переминались с ноги на ногу. Искаженные от ярости лица, до боли сжатые кулаки. Они синхронно, словно по команде невидимого хореографа, качнулись сначала вправо, потом влево. Плавно, как реющие на ветру знамена. Приятно было увидеть такое изящество в наших русских друзьях.
А потом… они наметили
Казах сновал туда-сюда с истинно азиатским коварством, хватался за веревки, глумился над врагом, дразнил русских и словно танцор уклонялся от зазубренных лезвий, иными словами — сеял смуту и создавал вокруг себя настоящее броуновское движение. Казах отвлекал противников ложными замахами, а мы с Теком выбивали у них ножи и отработанным приемом выкручивали им руки.
Первый лейтенант Койл и младшие сестры взяли на себя самого молодого и неопытного, но оттого еще более подлого бойца, ошалело размахивающего стальной цепью. Мы обезоруживали русских одного за другим, а Койл театральным взмахом руки отсылала поверженных врагов к черному входу, где Мишлен давал им пинок под зад и вышвыривал на улицу. Скоро все русские, покрытые синяками и ссадинами, валялись на парковке.
Избитые, но не утратившие боевого духа представители союзных войск отряхивались и, видимо, собирались требовать от нас сатисфакции. Я дрожу при одной мысли о том, что сталось бы с нами, если бы эти бравые ребята пошли в атаку вторично… Но тут в бар вломился бригадный генерал Ромулус Потоцки, взревел как бык и, прежде чем кто-то успел вымолвить хоть слово, швырнул между столами свето-шумовую гранату.
Когда дым рассеялся — все присутствующие едва держались на ногах, у многих шла кровь из ушей — Потоцки призвал ко всеобщему вниманию. Те, кто каким-то чудом не оглох от взрыва, повернулись к генералу, остальные, глядя на них, тоже. Даже русские приковыляли с парковки и попытались встать перед Потоцки навытяжку.
Безбородый юнец, который притаился в суматохе за перевернутым столом, с воплем выскочил из укрытия и хлестнул Тека железной цепью по лицу.
За такую проделку Койл самолично надавала пацану по заднице и поставила его в угол. Потоцки не вмешивался.
А потом в бар заявилась военная полиция.
Казах и девушки совершенно оглохли от разрыва гранаты, но в остальном вышли из драки без единой царапины. Мне на память о заварушке остались парочка ножей «Игла» и порез в районе бицепса. Врачи обработали его мазью по рецепту гуру, и он затянулся через три дня. Кроме того, в больнице нам вернули слух.
Тек потерял оба глаза, но уже на другой день ему поставили имплантаты, новые, ярко-голубые. Зрение Тека восстановилось и стало даже острее прежнего спустя всего несколько часов, а вот со шрамом на лице пришлось повозиться — врачи сводили его все оставшееся нам в Хоторне время. После драки с русскими мы сделались настоящими героями. Товарищи шутливо кланялись нам в офицерской столовой. Считали, что мы проявили характер и мужество.
Мы потом неделями вспоминали тот случай и все без исключения предавались непристойным мечтам о первом сержанте Койл.
Пять месяцев спустя мы снова встретились с нашими русскими друзьями, на этот раз на Марсе. Всего через семь часов после приземления нам пришлось совместно штурмовать
Я искренне рад видеть всех сестер, а первого сержанта Койл особенно. Надеюсь, она меня вспомнит. Мы ведь неплохо сработались тогда.
Иногда надежда приходит откуда не ждали
Мы с Тил спускаемся со смотровой башни и со всех ног бежим к южному гаражу. Через десять минут мы на месте, забираемся в будку управления и Тил открывает ворота. Три багги заезжают в пещеру — огромный выдолбленный в базальте ангар с поддерживающими крышу стальными балками. Следом идут девять форов и столько же сестер.
Автобусы паркуются, и из них вылезают водители — каждый в сопровождении еще трех космодесантниц. Воображение Тил рисовало по меньшей мере шестьдесят форов, а приехало всего двенадцать. Даже удивительно, на кой черт им понадобилось целых три багги.
Форы — все мужчины, кому за двадцать, кому за тридцать, и все очень бледные — выстраиваются около автобусов. Один тощий, кожа да кости, и постарше остальных. Похоже, из первого поколения колонистов. На форах, как и на Тил, гермоскафы с чужого плеча, но не зеленые, а красно-коричневые. Шлемы и штанины черные, а ботинки с белыми мысами.
Я перевожу взгляд на девушек. Жму «увеличить» и рассматриваю нашивки. Первый батальон. Не знаю как теперь, но раньше они занимались первичной разведкой и подготовкой поля боя, иными словами — рыскали туда-сюда, вынюхивали расположение антагов, исправляли и дополняли карты, выбирали места для бросков.
С этими дамами надо держать ухо востро: сильнопольный расщепитель — это вам не шутки. Да и местные перед ними по струнке ходят.
Прежде чем спуститься, я издаю пронзительный четырехзвучный свист. Капитан Койл стоит у подножия лестницы: ее глаза прожигают нас насквозь, а рука сжимает заряженный пистолет. Койл под сорок, она поджарая словно гончая, рыжеволосая, круглощекая и черноглазая. Сам я без формы, но приколол к рукаву сержантскую нашивку и закатал его, так чтобы были видны чип и электронная татуировка. Капитан Койл дотрагивается перчаткой до цифрового тату, и ангел сообщает ей мое имя, звание и текущую дислокацию. Остальные девушки ждут, что она скажет, некоторые улыбаются — уж теперь-то, когда они встретили своих, дела пойдут на лад. Может, и так. А может, и нет.
Койл все еще во власти подозрений. Косится на Тил, стоящую в нескольких метрах поодаль, переводит взгляд на меня.
— Мастер-сержант Майкл Венн, — повторяет Койл вслед за ангелом. — Шестой батальон, последняя дислокация — космопорт «Виргиния». Мы встречались раньше, Венн?
— Так точно, капитан.
— Не припомню где именно. Чип вышел из строя, но я прочитала ваше цифровое тату. Тут есть еще кто-нибудь кроме вас?
И я рассказываю ей все: о неудавшемся броске, о том, как мы ночевали в русских палатках и как не уберегли высших офицеров. Капитан слушает меня с мрачным лицом.