Псы войны

Стоун Роберт

Она, казалось, скорее встревожилась, чем разозлилась, как если бы важнее для нее была моральная сторона дела.

— А чей же?

Хикс почувствовал, что объяснение должно быть философским, иначе она откажется понимать.

— Он принадлежит тому, кто может его контролировать.

— То есть сейчас он твой?

Он сходил к раковине и принес еще виски.

— Пью с тех пор, как сошел на здешний берег. Завтра надо прекратить, напомни мне.

— Почему ты не сказал мне в Беркли насчет контроля?

— Были другие заботы.

— Так

что мне теперь делать, — спросила она, беспомощно улыбаясь, — вернуться домой и забыть обо всем? Похоже, это уже не вариант.

По дороге сюда ему пришла мысль использовать Мардж как приманку. Если она будет переезжать с места на место, ее скоро выследят, а пока они будут гоняться за ней, он все продаст и смоется. Однако он не мог просто отпустить ее — а вдруг она не выдержит и обратится в полицию? Так что он придумал давать ей правдоподобные, но совершенно никчемные задания и назначать места встреч.

— Если б ты хотел нас кинуть, — проговорила она, — то мог бы сделать это и раньше. Мог бы ко мне и не заезжать.

Он вернулся с бутылкой к печке и снова налил себе.

— Вижу, ты можешь быть настоящей занозой в заднице, — сказал Хикс. Как это трогательно, подумал он, тешить себя рассудительным разговором. — О чем ты говоришь? Хочешь, мол, получить то, на что имеешь право? Так подай на меня в суд.

Она молча смотрела на него. С сознанием собственной правоты. С высокомерием.

— Очень хорошо, это твой товар. Хочешь получить его? Бери и проваливай. Поезжай в Лос-Анджелес и толкай тамошним пачуко… Усвой наконец: ты круто лопухнулась — и всё. Ты никому не сбудешь этот скэг.

— Зачем нужно было привозить меня сюда, чтобы сказать все это?

— А зачем ты поехала?

— Сказать по правде, просто делала все, что ты мне говорил.

Он подошел к единственному крохотному окошку и увидел в нем собственное отражение.

— Спустить его в унитаз и бежать.

— Вот теперь ты меня действительно пугаешь, — сказала Мардж.

— И тем не менее. — Он принялся расхаживать от умывальника к печке и обратно. — У меня почти нет времени. Я в жизни не барыжил герычем. Толкнуть его и не засветиться — нереально. Как только начну барыжить — всему свету станет известно.

— А как насчет наших утренних приятелей? — помолчав минуту, спросила она. — Как думаешь, можем мы в конце концов продать им? Они предлагали сделку. Вдруг у нас все-таки получится?

— У кого это «у нас»? — спросил Хикс. Он, посмеиваясь, снова сел рядом с ней. — Не будь я сегодня утром такой похмельный и злой, в жизни бы так не облажался.

Она насупилась и слегка отодвинулась от него.

— Ну и что насчет них?

— Об этом я уже думал. Во-первых, я понятия не имею, кто они такие.

— Джон должен знать. Можно позвонить ему и попробовать как-то, ну, все устроить.

Хикс покачал головой:

— Еще надо учесть нематериальные активы. Эти орлы понимают, какие мы придурки. У них есть собственная

гордость. Так что не выгорит, нет.

— А я думаю, что они тоже придурки, — возразила Мардж.

Хикс согласно кивнул:

— Они — животные. Интересно, кто они такие, черт побери.

— Джон знает.

Он скептически улыбнулся.

— Ты не слишком-то уважаешь его, да?

— А то, — ответил Хикс.

— Тогда почему взялся за доставку?

— А почему тебе так надо разложить все по полочкам? Мало ли что мне вдруг взбрело. — Он протянул ей ее банку. — Выпей со мной.

Она позволила налить ей. Когда она подняла банку к губам, он заметил, что она что-то сжимает в другой руке. Он разжал ее холодную ладонь и отобрал таблетку перкодана.

— На кой черт тебе это?

Она вновь прислонилась спиной к стене и холодно ответила:

— От боли.

— Не парь мне мозги. Я же спрашивал тебя, употребляешь или нет. Думаешь, я не вижу?

— Я принимала много дилаудида. И хочу бросить. Поэтому перешла на перкодан.

Он вернул ей таблетку, она проглотила ее, запив виски, и хихикнула.

— Много — это сколько?

Она отвернулась от него. Он поставил банку с виски и вытянулся на полу. Вытащив из кармана пистолет, положил его между ними и, лежа рядом с ней, ясно ощущал его весомое присутствие. Она настороженно протянула руку, словно желая взвесить его тяжесть. Рука повисла над его грудью, и он было подумал, что она хочет прикоснуться к нему, но Мардж взяла пистолет. Повертела в руках, разглядывая. Уголком глаза он наблюдал за ней, пока она не положила пистолет на место.

Дрова в печке прогорели, почти не осталось масла в лампе. Отвернувшись от Мардж, Хикс придвинулся поближе к печке.

Но так лежать было неудобно. Когда он опять повернулся к ней, она смотрела на него расширившимися глазами. Ему стало одиноко под этим взглядом, чуждым и без намека на теплоту, — так смотрят на змею.

— Что это ты так смотришь? — спросил он, тут же устыдившись своего дурацкого вопроса.

В полумраке комнаты ее серые глаза казались бледными. Ему хотелось спросить ее, что она такое видит.

Она рассмеялась, и оба они вздрогнули.

Мгновенье застыло. Он затаил дыхание. Буддийская отрешенность.

Он спрашивал себя, осознала ли она это.

Они сорвали с себя одежду, молча, боясь нарушить таинство мига. Когда она прижалась к нему, он на секунду отстранил ее, желая видеть ее тело, свет, круглившийся на ее груди, серые глаза, желая ощутить под ладонями жизнь, которую мог пить с ее губ и возвращать обратно.

На армейских одеялах, в бесповоротном харакири, карая себя, она покорилась его пенису; он чувствовал, как погружается в самозабвение, в смерть. Он кончил, не выпроставшись, не предупредив. И продолжал стискивать ее в объятиях, — хватавшую ртом воздух, — понимая, что она застыла на грани жажды и отвращения, и это знание вновь воспламенило его.