Псы. Наказанные небом
Шрифт:
Меня пронзает ещё одна волна новой боли, на этот раз сильнее прежней, но я уже не кричу. Разряд проходит по моему телу, проникая внутрь, я зажмуриваюсь и терплю столько, сколько это возможно.
«Тренировка будет продолжаться шесть часов», — проносится у меня в голове голос Кэйла.
Шесть часов. Я не выдержу столько.
Сколько уже прошло времени? Час? Два? Кажется, что я уже несколько дней нахожусь здесь.
Лимиты времени сменяют друг друга, включая всё новые и новые пороги, а боль только увеличивается. Я больше не могу сдерживаться, ещё немного, и я отключусь от болевого шока. Пожалуйста,
Провалиться бы пустоту хотя бы на несколько минут, чтобы отдохнуть от этой адской боли…
Я переворачиваюсь на бок, обнимая себя руками. Не понимаю, как я ещё могу двигаться, когда всё моё тело разрывается на молекулы. У меня даже волосы болят…
Взгляд падает на Кэйла. Он до сих пор здесь, сидит, прислонившись к куполу головой. Я не вижу его лица. Я не знаю, спит он или же нет. Я не знаю, что он чувствует. Дилана нигде нет. Я с трудом поднимаю руку и прикасаюсь ею к стеклу в том месте, где находится голова Куратора. Мне хочется позвать его, сказать, что с меня хватит, что я согласна даже на низкий рейтинг или даже на изгнание из Псов, только пускай эта боль прекратится. Я скулю, но ничего не могу выдавить из себя. Я словно разучилась говорить.
Кэйл так и не оборачивается.
В глазах слегка темнеет, и я уже с радостью осознаю, что теряю сознание. Моё тело не сможет выдержать продолжения такой «атаки», оно просто разорвётся.
«От этого ещё никто не умирал».
Отлично. Я буду первой.
Голова кружится, и я уже протягиваю руки навстречу пустоте, но, видимо, не суждено случиться такому чуду.
— Лимит времени исчерпан, — раздаётся электронный голос. — Переключение на последний уровень. Система будет запущена через три, два, один…
Меня снова пронзает боль, и она настолько мощная, что первые уровни кажутся просто укусами комара. Меня тут же вырывают из состояния, когда я готова потерять сознание. Тело начинает трястись, и я кричу. Я кричу так, как не кричала никогда в жизни. Я слышу, как что-то шипит, а потом в мой нос ударяет запах палёных волос, кожи и одежды. Ткань плавится в районе моего живота, от кожи идёт дым, словно бы к ней прислонили раскалённое железо, чтобы поставить метку. Татуировка на ключице начинает гореть, я чувствую, как что-то проникает под мою кожу, но не могу понять, что это. Боль? Или же что-то другое?
Я упираюсь руками о купол и пытаюсь отодвинуть его, но ничего не выходит. Краем глаза вижу, как Кэйл поднимается и нависает надо мной, облокачиваясь о купол с другой стороны. Его лицо испугано, синяки под глазами, взгляд, наконец, начинает выражать хоть что-то.
И я плачу. Я понимаю, что слёзы стекают по моей коже, начинаю стучать руками о стекло, чтобы меня выпустили, но никто этого не делает.
Чувствую, что под кожу снова начинает что-то проникать. В районе живота, колен и метки псов. Боль концентрируется в этих четырёх местах. Я зажмуриваюсь, сдерживаясь из последних сил, а потом всё резко прекращается, и на меня накатывает внезапное облегчение. Я всё ещё не могу отойти после продолжительной боли, но теперь мне гораздо легче.
Я лежу с закрытыми глазами и слышу, как крышку открывают.
— Лизбет…
Кто-то подкладывает мне под голову руку и приподнимает меня. Я с трудом открываю веки и смотрю на Кэйла.
— Самое
Я не отвечаю. Ко мне подходит Дилан, и я вижу, что он, наконец, улыбается, отчего мне становится легче.
— Ты справилась, герой, — парень заряжает какой-то железный прибор и прислоняет к моей шее. — А теперь время отдохнуть.
Он нажимает на кнопку, и я чувствую, что в меня вводят какой-то препарат. Все ощущения мгновенно исчезают, и я больше ничего не ощущаю. Лишь спокойствие и облегчение, а затем, темнота, наконец, забирает меня, сжалившись. И я погружаюсь в глубокий сон.
27. День второй. «Регулятор чувств»
Я просыпаюсь, чувствуя, как что-то касается моего лица и щекочет кожу, словно чьи-то тёплые пальцы гладят меня, успокаивая. Я просыпаюсь совершенно умиротворённой и спокойной, словно бы и не было тех ужасных часов адской боли, через которые я прошла. Я просыпаюсь даже счастливой, и меня это пугает. Я не думала, что смогу спокойно существовать после того, что было. Наверное, это и есть моё наказание за то, что я нарушила кучу правил.
Мой личный ад.
— Проснулась? — я слышу тихий голос и медленно приоткрываю веки, фокусируя свой взгляд на парне.
Всё расплывается, но за считанные секунды я могу собраться и восстановить зрение. Я вижу Кэйла. Он сидит на краю кровати, на которой я лежу, и смотрит на меня каким-то странным взглядом. Я вижу в его глазах облегчение.
— Тебе нужно поесть, — он исчезает где-то в стороне, затем снова появляется с подносом в руках. — Можешь сесть?
Я хмурюсь. Мне кажется, что если пошевелю даже пальцем, боль снова вернётся, но когда я приподнимаюсь на локтях, понимаю, что ничего подобного не происходит. Я шумно выдыхаю и прикрываю глаза. Тело лёгкое и невесомое, словно я проспала несколько дней подряд, словно оно мне и не принадлежит вовсе, будто я контролирую его откуда-то из другого места. В нос ударяет запах еды, и мой живот скручивает. Сколько я не ела? Сутки? Больше?
— Как себя чувствуешь? — спрашивает Кэйл, кладя мне на колени поднос.
На нём тарелка с каким-то блюдом, которое я ещё никогда не пробовала, и апельсиновый сок. Я заглядываюсь на еду и только потом понимаю, что так и не ответила на вопрос куратора. Становится неловко, и я поднимаю голову, смотря на него.
— Отлично, — с сомнением в голосе тяну я, словно не веря собственным словам. — Просто прекрасно.
Мой голос тих и спокоен. Я совершенно не чувствую никакой тревоги или волнения. Я вообще ничего не чувствую.
Куратор слегка улыбается, затем отводит взгляд в сторону и вздыхает. Я принимаюсь за еду, тщательно пытаясь прожевать то, что мне принесли, и вдруг понимаю, что мои вкусовые рецепторы стали гораздо лучше. Мне кажется, что я могла бы рассказать о каждом ингредиенте, если бы знала их названия. Это сбивает меня с толку.
— Извини, — Кэйл прокашливается. — Надо было тебе всё с самого начала рассказать. Я просто думал, что ты испугаешься и не сможешь понять, зачем всё это нужно.
Я кошусь в его сторону — куратор поднимается на ноги и садится теперь уже на свою кровать, откидываясь спиной на стену. Он прикрывает глаза и какое-то время молчит.