Птенцы Виндерхейма
Шрифт:
Кто знает – может, Всеотец и Зодчий там у себя в горних высях знакомы? Ходят в гости друг к другу, чтобы распить бочонок пива, обсуждают людей и вместе посматривают, как копошатся смертные внизу.
Иногда Альдис представляла себе, как сверху на нее смотрят глаза – темные, мудрые и требовательные. Смотрят испытующе, пристрастно – достойна ли ты, глупое дитя, своего Отца? Не присягнула ли на службу созданиям Хаоса?
Всеотец или Зодчий – кто бы ни держал нить судьбы Альдис в своих руках, он передал ее Асбьёрну.
Безумное
Обладателю глаз было интересно. Жертва потешно разевает рот, словно рыба в лодке, дергается, сучит ногами. Стоит сжать сильнее – пучит глаза. Весело!
Голубое небо над головой. Голубой колючий лед в глазах «сокола».
В ушах звенело. Реальность вокруг сходила лоскутами, обнажая багровую подложку. Красно-черные пятна расползались, сливались в единый мутный океан без конца и края.
Мир почти полностью заволокло багровым туманом, когда правая рука наткнулась на булыжник. Но сил поднять камень уже не хватило.
«Я разочарован. Ты позволила убить себя, наплевав на долг», – голос отца.
«Папа. Прости…»
– Откуда в тебе это желание всех спасать и защищать?! – спрашивает отец.
Он стоит над ней, загораживая солнце, и лицо его мрачно, как ноябрьское небо над головой.
– Я не учил тебя этому.
– Разве это плохо? – Голос дрожит, но не от страха – от холода. Костер, теплый плед, кружка с горячим вином не спасают от пронизывающего ветра. Возможно, потому, что под пледом она без одежды – мокрые брюки и куртка сушатся у костра.
– А что, если бы ты не выплыла и вы бы оба погибли? Это безответственно.
Он присаживается рядом – родной и далекий одновременно. Короткий ежик темных волос, резкие, суровые черты лица, нос с аристократической горбинкой. Никакой сторонний наблюдатель не назовет девушку его дочерью. У нее лицо матери, и только ресницы, брови и глаза отцовские, темные.
– Что такое жизнь одного мальчишки-рыбака по сравнению с целой страной? Ты понимаешь, насколько безрассудно и безответственно бросаться в воду в такую погоду?
– Папа, он бы утонул.
– Иногда жизнь ставит нас перед сложным выбором. Ты не можешь быть всегда хорошей и этичной, если хочешь чего-то добиться.
Она молчит, не решаясь спорить с ним и не в силах согласиться.
– Ты должна запомнить: главное – это долг. А добрые дела – в свободное время и не в ущерб долгу.
От костра лесорубов слышатся взрывы смеха. Там сидит спасенный маленький рыбак, счастливый, разомлевший от тепла и горячего вина. Там жарко, и суровые бородатые мужчины, пропахшие чесноком и салом.
– Я разочарован. Откуда в тебе это упрямство?
– Прости.
– Ааальдиииис!
Крик
– Вернулась, – протянул сванд. – Понравилось?
Кто-то рядом выругался столь изощренно и богохульно, что слышали бы боги эти слова – немедленно покарали б сквернословца молниями. Не стерпели бы.
«Сокол» привстал, продолжая удерживать девушку одной рукой за горло, но давления его пальцев сейчас почти не чувствовалось.
Вдох. Еще вдох… сейчас, сейчас…
– Иди сюда, маленькая шлюшка.
– Дура! Идиотка! Зачем ты вернулась, чтоб тебя Один…
Альдис ударила.
Ударила наугад, на ощупь, почти не видя ничего перед собой. Не видела она и как камень встретился с затылком Асбьёрна. Просто жесткое, тяжелое тело сверху покачнулось и стало падать.
Причитала Лакшми, ругался неизвестный хулитель богов, изобретая все новые и новые непристойные подробности про Одина и прочих асов. Асбьёрн завалился на бок, частично перекрывая пусть к свободе. Пальцы его правой руки так и застыли судорогой на горле девушки.
«Он мертв?»
Хотелось последовать за «соколом» – отпустить все, расслабиться и скользнуть в обморочный туман. Хотелось. Нельзя.
Почти теряя сознание от напряжения, она оторвала большой палец от гортани. Дальше было проще.
– Давай! – подоспела Лакшми. – Давай я помогу!
Тяжесть, давившая на грудь, ослабла. Цепляясь пальцами за траву, Альдис выбралась из-под тяжеленного сванда.
Пусть горло болит при каждом вдохе. Пусть темнеет в глазах и кружится голова. Главное – снова можно дышать.
Какое это счастье – дышать!
– Как ты? – Южанка по-прежнему удерживалась от рыданий. – Что с тобой?!
– Всехххр…
– Что?!
– Нхеее аххху. – Девушка покачала головой. При попытке говорить в горло словно засовывали огромный железный шар, утыканный иголками. Все, что удалось из себя выдавить, – свистящий хриплый шепот.
– Альдис, они сломали ему руку!
«Кому сломали руку? Дроне?»
– Альдис, надо что-то делать! Это все из-за меня!
«Минута. Дай мне минуту».
Надо вдохнуть несколько раз. Потом встать. Хотя бы на четвереньки. Посмотреть, что с Дроной. И с остальными.
И жив ли Асбьёрн.
Богохульник наконец заткнулся – видно, устал придумывать новые эпитеты. Но зазвучал голос Лакшми:
– Держись, пожалуйста, держись! Хельг! Хельг, не умирай. Что мне сделать?!
«При чем тут Хельг?»
От изумления Альдис открыла глаза и даже попыталась подняться. Она почти позабыла о присутствии на поляне ненавистного напарника. А ведь точно – был Хельг. Валялся без сознания.