Птенцы Виндерхейма
Шрифт:
Йотунство! В этих словах был смысл. И ведь группы изначально не должны были быть разнополыми. Раздеваться перед девушками… это как-то более естественно, что ли.
Каверзное воображение никак не хотело униматься. В памяти всплыли строки из «Наставления любовникам» – сборника ну очень вольных сонетов Петруса Джудиче, который она в тринадцать лет откопала в отцовской библиотеке и перечитывала раз пять со смесью смущения и жадного любопытства.
– Э-э-э… – Альдис сглотнула. – Ты первый! Я могу
– Да без проблем! – Хельг тоже покраснел и начал расстегивать ремень.
– Ой! – взвизгнула Лакшми и тоже отвернулась, зажмурила глаза и закрыла уши ладонями.
В комнате внезапно стало очень тихо, и в этой новой тишине особенно отчетливо были слышны шорохи одежды и позвякивание пряжки.
Альдис стояла, уткнувшись носом в стенку, и ей было стыдно. Стыдно за свое малодушие.
Им-то с Лакшми ничего не стоило отвернуться. А каково Хельгу раздеваться перед двумя девчонками?
Трусость, вот как называлось ее «ты первый». Немного же она стоит как солдат, если всегда готова послать вместо себя в бой другого…
– Послушай, Хельг. Может, оставим это на крайний случай? – не выдержала девушка. – Давай сначала попробуем другой подход!
Парень за спиной хмыкнул:
– Можешь поворачиваться.
– Оденься сначала хотя бы.
– А я и не раздевался.
– Что?! – Альдис крутанулась на месте как ужаленная.
Хельг стоял все так же возле статуи в белой рубашке, сжимая в одной руке куртку, а во второй ремень. Под вопросительным взглядом своих спутниц он демонстративно пошуршал тканью и позвенел пряжкой.
На его лице сияла самодовольная улыбка.
– Ну ты и гад! – все, что смогла выдавить из себя Альдис.
Почему-то злиться на парня за эту выходку не хотелось совершенно.
– Всегда пожалуйста. – Сокурсник подмигнул и застегнул ремень на поясе.
Девушка заметила, что пряжка у него испачкана красным. Интересно, уж не встретился ли он где-нибудь в коридорах с Томико?
Она мысленно встряхнулась. Сейчас не время расслабляться. Нужно пробовать разные подходы.
– Может, надо покаяться в грехах? Где-нибудь сидит храмовник и слушает. Как покаешься, «отринешь клевету и ложь», так и двери откроются. – Эта идея неожиданно захватила Альдис. Только…
«Только сказать правду я все равно не смогу».
– Начинай, – тут же отзывается Хельг. Сам он подошел к статуе и начал изучать ее ладони.
Альдис встала на колени и попыталась настроиться на нужный лад. Ей уже приходилось исповедоваться отцу Джавару, ничего сложного в этом не было…
– Я грешна, отец мой. Я не слушалась эрлу Ауд, не уважала старших и дерзила.
Хельг попробовал надавить статуе на руки.
– Не выполняла данные мне поручения, оскорбила майнора Горнего Дома, сбежала от наставницы Нода
Хельг прислушался с откровенным интересом.
– Промолчала о драке, подвела свою группу, не проявила должного понимания и терпения.
Хельг отпустил руки статуи и внимательно посмотрел на Альдис.
– Редко вспоминала о Всеотце Небесном и почти забыла слова молитвы. Каюсь в этом и прошу прощения. Клянусь одуматься и искупить свою вину.
Еще пару секунд она стояла на коленях, склонив голову, потом встала, деловито отряхнулась и обратилась к спутникам:
– Теперь вы.
– Ничего не произошло, – скептически заметил Хельг.
– Надо, чтобы все покаялись, тогда произойдет.
Не то чтобы Альдис сама в это верила, однако ей было обидно каяться в одиночку. Да и послушать исповедь Хельга любопытно.
Вся самоуверенность мальчишки куда-то подевалась, он внезапно осунулся и стал выглядеть старше.
– Ты что, правда веришь в эту чепуху? – устало спросил он.
«Нет, не верю, – хотелось сказать Альдис. – Это я от безнадеги, потому что не могу придумать ничего лучшего». Но ответить она не успела. Лакшми рухнула на колени и начала каяться:
– Я грешна, Всеотец Небесный! Я не слушалась маму…
– Это уже слишком, – заявил Хельг, не вслушиваясь в перечисление мелких грешков южанки.
Альдис кивнула. Она хотела слегка подшутить над Хельгом, а не над испуганной и больной девочкой.
– …и прошу прощения. Клянусь исправиться и искупить вину. – Лакшми почти распласталась на полу, вымаливая у Всеотца прощения за свою непутевую жизнь, и Альдис неожиданно разозлилась.
– Теперь ты, – подчеркнуто невозмутимо обратилась она к Хельгу.
Сокурсник посмотрел на нее пристально и злобно. На секунду показалось, что из-под личины неплохого и неглупого паренька выглянула злобная харя йотуна. Выглянула и спряталась. Потом Хельг неожиданно ухмыльнулся и встал на колени:
– Я грешен, Всеотец! Прости меня! Я пил кровь младенцев и отравлял колодцы!
Лакшми ойкнула, а Альдис почувствовала досаду. Ну да, этого и следовало ожидать.
– Я грабил обездоленных и убивал слабых!
Глаза у Лакшми стали круглыми, как два блюдца.
– Я живу уже тысячу лет, и руки у меня не то что по локоть в крови – я в ней принимаю ванну каждое утро! И вообще, Всеотец, это я устроил Катаклизм. Прости мне грехи мои. – Хельг раздраженно взглянул на Альдис. – Ну как – хватит?
«Что за отвратительный балаган!»
– Тьфу ты! Теперь мы не узнаем, сработало бы это или нет.
Юноша вздохнул, что-то быстро прикинул в уме и снова встал на колени:
– Я грешен, Всеотец. Я осквернил свои уста ложью. Я прошу простить меня.
Ничего не произошло.