Птенцы Виндерхейма
Шрифт:
Хельг неторопливо ел и рассматривал «птенцов».
«Где ты? Где ты, Хитоми Ода? Ты мне нужна. Ты необходима для моих целей. Ты должна быть со мной. Свальд уже мой. Он согласился на «разговор» с Арджем без возмущения и удивления – впитал информацию и согласился. Он хочет понять меня – и становится моим без остатка. А теперь мне нужна и ты. Где же ты, Хитоми Ода?»
Маленькая ниронка появилась в столовой, и Хельг чуть не подавился. Потому что она появилась в сопровождении Альдис и села вместе с ней за один стол. Значит,
Альдис Суртсдоттир
– Нет, неправильно, белобрысая! Надо ставить правую ногу вот так. – Наставница Нода потянула колено Альдис вперед, и девушка еле сдержала стон. В бедро как будто вогнали сразу несколько раскаленных иголок. Вогнали и оставили.
– Теперь повтори!
Альдис закусила губу и повторила движение, стараясь не обращать внимания на боль. Получилось неловко и неуклюже, как у малолетки, первый раз вставшей в стойку.
– Да что с тобой такое сегодня? Даже дохлая селедка шевелится быстрее!
– Простите, – пробормотала Альдис, пряча глаза.
– Давай, сделай что-нибудь! Я хочу видеть ее слезы!
– Я могу сломать ей руку, – равнодушно предлагает Хитоми. – Или выколоть глаз. Или убить.
Она стоит за спиной Альдис. Два пальца ниронки лежат на запястье левой руки девушки, локоть правой руки упирается в подбородок пленницы. Удушающий захват. Из такой позиции очень удобно ломать шею.
Альдис не пытается вырваться. За эти дни она слишком хорошо успела изучить безжалостное кэмпо малявки, чтобы сопротивляться. Нет смысла дергаться – только сделаешь себе больнее, но можно молчать и презрительно коситься на остальных ниронок.
Довольно сложно презрительно коситься, когда ты стоишь на коленях, однако с каждым днем у нее получается все лучше.
– Нет, нельзя причинять ей вред, – вмешивается молчавшая до этого момента Риоко. – У нас будут серьезные неприятности.
– Я хочу видеть ее слезы, – упрямо повторяет Томико. – Эта тварь насмехается над нами.
Миг ликования. Девушка даже не пытается сдержать торжествующей улыбки. Последние пять минут майнор Дома Белой Хризантемы щипала, пинала и лупила дочь безвестного эрла, пытаясь выбить слезы и мольбы о пощаде. Было больно, но это не та боль, которую невозможно терпеть. А зрелище взбешенной Томико – достаточная награда.
«Ты можешь заставить меня встать на колени, но ты не сможешь меня унизить».
– Смотри, она еще и улыбается! – орет в ярости ниронка.
Звонкий звук пощечины в ночной тишине.
– Только не по лицу! – кричит Риоко. – Это слишком заметно!
Альдис снова ухмыляется.
«Ты – никто, Белая Хризантема. Меньше, чем ноль».
– Смеешься?! – шипит ниронка.
Ее лицо близко-близко, Альдис чувствует горячее дыхание на своей щеке.
– Я вгоню тебе этот смех обратно в глотку!
– Я не умею пытать. Только убивать.
– Нанами!
– Томико-сан, я не умею. – Вид у Нанами несчастный. Из всех четверых она больше всех сочувствует Альдис. Хитоми все равно, Риоко довольно щурится с каждым ударом сюзерена, и вид у нее, как у кошки, объевшейся сметаной. Да, Риоко нравится происходящее, хотя сама она и не участвует.
А вот Нанами переживает.
– Лучше попроси у Томо-сан прощения, – советует она.
«Ни за что!»
Разговаривать с Томико, реветь и просить прощения в ответ на ее побои? Не много ли чести для такого ничтожества?
– Хитоми, сломай ей палец.
– Нет! – кричит Риоко.
– Что?
Майнор Дома Белой Хризантемы в ярости, страшной ярости. Готова вспыхнуть от малейшей искры, как сухой трут в летнюю жару. Уронен авторитет, задета гордость, и никак не получается выбить из обидчицы компенсацию.
Почти две недели Томико не может сломить упрямую свандку, а проигрывать достойно или отступать Накамура не умеет.
– Ты хочешь оспорить решение своего сюзерена?
«Ну, давайте, подеритесь, – мысленно подзуживает их Альдис. – Сожрите друг друга!»
– Ни в коем случае. Просто есть другой способ, безопасный.
– Другой?
– Да. – Риоко подходит к пленнице и аккуратно, почти нежно кладет пальцы чуть повыше колена… нажимает…
Альдис рвется вперед с такой силой, что, не отпусти Хитоми ее руку, она неизбежно сломала бы себе запястье. Вылетевший птицей из груди крик превращается в хрип. Весь мир сжимается до одной крошечной, пульсирующей точки, наполненной невероятной, невозможной болью. Боль поглощает все, пожирает сам воздух. Альдис пытается вдохнуть, но внутри что-то сжалось, одеревенело, скрутилось в узел, и воздуху нет места в этом мире боли…
Она падает на пол, открывая рот, точно рыба, выброшенная штормом на берег. Несколько безумных, невероятных секунд кажется, что она прямо сейчас и умрет здесь, умрет глупо, нелепо, не окончив начатого, не совершив ничего, достойного внимания и памяти.
Перехватившая горло змея ослабляет свои гибельные объятия. Становится ясно: еще не время.
Она еще дышит, еще не время умирать. Значит, надо терпеть.
– Кажется, я перестаралась, – встревоженный голос над головой. – Давно так не делала.
– Она все еще не ревет.
– Это от шока. Я слишком сильно сжала. Так можно повредить нервы.
Мир вокруг становится размытым, нечетким. Альдис закрывает глаза.
– Ага, уже рыдает. Давай, проси прощения!
Узел внутри расплетается. Расцветает огненный цветок, открывая все новые грани боли.
По щекам течет вода.
– Ты слышишь, что я говорю, тварь?! Проси прощения!
– Лучше отложить на завтра. Боюсь, что сегодня она бесполезна. Даже до кровати не дойдет.