Птица над городом. Оборотни города Москвы
Шрифт:
Мы с теми двумя как раз выписывали фигуры высшего пилотажа, когда я краем глаза увидела внизу бледную вспышку. Все остальные, и соколы, и галки, тут же почему-то шарахнулись в стороны. И только когда мои крылья вывернулись наизнанку старыми зонтиками, воздух перестал меня держать и земля потянула к себе, я поняла, что вспышка была не оборотневая.
Никаких возвышенных мыслей у меня не мелькнуло: ни о Машке, ни о Летчике Ли, ни воспоминаний детства. Если уж начистоту, я подумала: вот досада, опять осталась без серебряной гильзы, дура… а потом не стало ничего.
—
— Делать мне больше нечего, следить за ней, — огрызнулся Лебедев. Белая рубашка на обширном пузе была покрыта смоляными пятнами и кусочками коры. — Она меня вон там обернула, метров двадцать до земли! Я думал, насмерть убьюсь! Ветка трещит, всю концентрацию растерял, еле смог обратно в птицу…
Майор сделал один шаг вперед и спокойно повторил вопрос.
— Да не знаю, говорю же! Я вниз не смотрел. А, тут же этот был… ее хахаль. Небось, он и унес.
— Какой еще хахаль?!
— Такой примерно, — Лебедев схватил себя за оба уха, оттянул их вниз, одновременно развесив губы и выпучив глаза. — Черно-белый, кобель.
Начальник опергруппы зашипел, будто обжегшись. Потом спросил:
— Ну хоть без аппаратуры?
— Да вроде без… Он вообще человеком не оборачивался, он не снимать прибежал, а за ней следить, я так понял.
— Пресс-центр, чтоб всех вас… Свободен.
Майор отвернулся и вытащил мобильный телефон.
На выезде из поселка, возле ворот, перегораживающих бетонку, стояла сторожка. Рядом — навес, лавка и столик, врытые в землю. Сторож как раз открыл банку тушенки и налил первый стопарик, когда из-за кустов на скошенное поле, покрытое соломенной щетинкой, выскочил лис. Вот такой здоровенный, рыжий, как апельсин, и в пасти что-то тащит — небольшое и темное. Сторож поискал, чем бы в него кинуть, потом заценил расстояние и скорость, с которой неслась зверюга, и ничего кидать не стал. Небо безоблачное, сосны гудят под ветром, водка греется — пусть его бежит, куда ему надо. Может, там у них гнездо…
Я открыла глаза. Кругом было темно, но не совсем. Белый потолок озарялся тихим светом. Мягким и ровным, но переменчивым, то синим, то белым, то розовым. Тихое пощелкивание подтверждало впечатление: источник света — монитор компьютера, на котором сменяется картинка. Перед этим что было? Операция, Лебедев. Выстрел из чердачного окошка, потом я падала… потом меня вроде бы несли в зубах… а потом везли на машине, если не показалось…
Очень осторожно я повернула голову. Перед носом у меня была подушка, на наволочке — темные пятнышки россыпью. Кофейные зерна. Сатиновый комплект кремового цвета. Ой, вот теперь-то я, кажется, и в самом деле влипла.
Должно быть, я слишком громко вздохнула: Летчик Ли мгновенно оказался рядом.
— Лапа, ты как?
— Нормально, — сипло сказала я. Сесть на кровати? Или пока не рисковать?
—
— Кто — он?
— Этот, как его… владелец усадьбы. Я уже поговорил с Валерой. Он говорит, этот… нехороший человек отсиживался на чердаке, там у него тайничок был, ваши рыси мимо него прошли. Теперь плачет, оправдывается, что принял тебя за главного гада, того, который твой Облик похитил. Врет, наверное. Хорошо, не попал, но тебя выстрелом оглушило. Как ты падала, ты бы видела! Мне показалось, ты прямо на стену свалишься, а там колючая проволока… Галка, ну куда тебя понесло летать над этим домом? Тебе же говорили, что нельзя!
— Как ты узнал, что это я упала? (На некоторые вопросы можно ответить только вопросом.) Там были и другие галки.
— А я других и не заметил, — сказал он голосом Ивана-царевича из фильма-сказки. — Ты для меня одна-единственная.
Невозможный тип. Невозможный.
— А все-таки?
Летчик Ли виновато пожал плечами. Он всегда принимает виноватый вид, когда я делаю какую-нибудь глупость.
— Все остальные разлетелись, как только заметили ствол.
— Понятно. А я… — М-да. Если правдиво констатировать факт, я ствола не заметила. Выстрел увидела, и на том спасибо.
— Лап, завязывай с оперативной работой, — попросил Летчик Ли. — Она неполезна для твоего здоровья.
— Может быть, и неполезна, — ответила я. Получилось упрямо и с вызовом, и он отреагировал моментально.
— Я не могу тебе приказывать. Но я больше не хочу, чтобы ты улетала от меня.
— Как же я не буду улетать, когда у меня ребенок дома?
— Выходи за меня замуж, — сказал Летчик Ли.
— Ну что ты так смотришь? — спросил он несколько секунд спустя.
— Ты первый раз мне это говоришь.
— Как первый? Разве? — О, эта удивленная физиономия! Так я и знала. — Нет, я всегда… ну, может быть, не помню.
Галантно решил не спорить с дамой, но абсолютно уверен, что прав. И я уже сомневаюсь: может, и в самом деле он предлагал, но я забыла?
Нет. Такого бы я не забыла.
— Ты правда этого хочешь?
— Правда хочу, — прошептал мне на ухо лис-оборотень. Ага, как же.
— Хочешь жениться на женщине-птице с дочкой-кошкой? — уточнила я.
— Но ведь я тебе нравлюсь, хоть и не птица. — Это не был вопрос. — Я буду тебе хорошим мужем. И Машку обижать не буду. Она же детеныш, а я взрослый. Договоримся.
Детеныш? Эта сиамская киса вдвое больше матери в Облике, с длиннющими лапами и оглушительным мявом, это девицо, которое играет в «Шрека» и пользуется тремя сортами блеска для губ — ЭТО вы называете детенышем?! Идеалист. Нет, детеныш, конечно, — очень крупный детеныш не твоей породы, только и всего… И мне тут же почему-то представился рыжий лис, несущий за шиворот котенка. Рожица у котенка была довольная.
— Ты еще плохо с ней знаком, — осторожно заметила я.
— Познакомимся. Ты знаешь, мы, лисы, очень хорошо растим чужих детей. Мы такие. Как два лиса увидят чужой выводок без отца, так и подерутся. Который победит, тот и будет приемным папой.