Птица не упадет
Шрифт:
Улегшись на свою узкую железную кровать, он лежал неподвижно, пока не услышал легкий щелчок замка в соседней двери; тогда он вздохнул и взял с тумбочки книгу. Он еще не брался ее читать, но, может быть, политический текст отвлечет его и поможет уснуть.
Его дверь неслышно раскрылась. Марк не слышал, как Хелен прошла по коридору. Она вошла в его комнату. На ней был атласный халат персикового цвета, она расчесала волосы и заново коснулась губ помадой.
Она старательно закрыла за собой дверь и прошла по комнате, качая бедрами под волнующимся атласом.
Оба молчали.
— Ты прочел книгу, Марк? — негромко спросила она.
— Не всю, — ответил он, откладывая книгу.
— Ну, сейчас не время дочитывать, — сказала она, неторопливо расстегнула халат, сняла его и бросила на спинку стула.
Она стояла, обнаженная, и Марк ахнул. Такая гладкая!
Он почему-то не ожидал этого и все смотрел, как Хелен стоит рядом с ним. Кожа у нее желтоватая, как старинный фарфор, и блестит на свету. Марк почувствовал, как все его тело напрягается от сексуального возбуждения, и попытался подавить его. Он старался думать о Фергюсе, о том, что тот ему верит. «Позаботься о Хелен, парень, и о себе». Груди у нее слишком большие для такого стройного тела, тяжелые, чуть обвисшие, почти переспелые, гладкие и круглые, с поразительно крупными сосками, розовато-коричневыми, размером с хорошую виноградину. Хелен придвинулась, ее груди качнулись, и Марк увидел, что вокруг сосков вьются редкие черные волоски.
Под мышками тоже небольшие пучки волос, темных и блестящих, а под белым животом их гораздо больше, целый клубок.
Эти волосы особенно возбудили его, такие темные на фоне светлой кожи… он не мог оторваться от них. Все мысли о чести и доверии исчезли, он чувствовал, как внутри него рушится стена.
Хелен коснулась рукой его обнаженного плеча, и тело Марка содрогнулось, словно от удара хлыстом.
— Дотронься до меня, Марк, — прошептала она, и он медленно, неуверенно, словно в трансе, протянул руку и коснулся пальцем гладкой теплоты ее бедра, по-прежнему неотрывно глядя на нее. — Да, Марк. Вот так, хорошо. — Она взяла его руку и медленно повела вверх, так что кончики его пальцев легко прошлись по ее боку и ребрам. — Вот так, Марк, вот сюда.
Темные соски сжались под его пальцами, изменили форму, набухли и затвердели. Марк не мог поверить в то, что происходит, в то, что тело женщины может так стремительно и драматично откликаться на прикосновение.
Он чувствовал, что дамба рухнула и через бреши в ней устремился поток. Слишком долго сдерживаемый, слишком мощный и сильный, чтобы его остановить, он прорывался сквозь тело и сознание, сметая все ограничения и преграды.
С глухим криком Марк обеими руками обхватил Хелен за талию, привлек к себе и прижался лицом к гладкому, мягкому голому животу.
— О Марк! — воскликнула она хрипло, и в ее голосе звучали похоть и торжество; она впилась пальцами в мягкие каштановые волосы Марка и притянула его голову к себе.
Дни мелькали, сливаясь, вселенная съежилась до маленького дома на грязной улице. Только их тела отмечали ход времени, пору сна и любви; когда любовь доводила их до истощения, они засыпали и просыпались снова, голодные, охочие и до
Вначале он, как бык, пронзал ее с дикой энергией и силой. Это пугало Хелен — она не ожидала такой мощи от стройного грациозного тела.
Она мчалась на волне этой силы, постепенно обуздывая ее, управляя ею, меняя курс, и начала осторожно учить его.
Много времени спустя, вспоминая эти пять невероятных дней, Марк мало-помалу понял, как ему повезло. Ведь столько молодых людей вынуждены искать собственный путь в неизведанном мире физической любви без проводника, обычно с партнершей, которая тоже делает первые шаги в неизвестность.
— А знаешь, Марк, в Южной Америке есть племя, у которого существует закон: каждая замужняя женщина должна взять одного молодого воина племени и научить его тому, что мы с тобой делаем, — сказала Хелен, наклоняясь к Марку в одно из затиший между бурями.
— Вот жалость, — лениво ответил он. — Я считал, мы первые до этого додумались.
Он потянулся к пачке сигарет и прикурил две.
Хелен с ласковым и гордым выражением затянулась. Он разительно изменился за последние несколько дней, изменился из-за нее. В нем появилась новая уверенность в себе, сознание своей силы и целеустремленности. Застенчивость и скромность уходят. Теперь он говорит так, как никогда не говорил раньше, — спокойно и властно.
Он становится мужчиной, и она приложила к этому руку.
Марк считал, что каждое новое наслаждение — вершина, но Хелен десятки раз доказывала ему, что он ошибается.
Если бы ему рассказали о некоторых вещах, он исполнился бы отвращения, но то, как этим занималась Хелен, вызывало у него только удивление и восторг. Она учила Марка пользоваться собственным телом, и оно ожило; одновременно он проник в новые глубины своего сознания.
Пять дней они не выходили из дома; на шестой одетый в форму почтальон на мотоцикле привез письмо, и Марк сразу узнал неразборчивый мелкий почерк Фергюса Макдональда. Чувство вины, словно кулаком, ударило его в живот; сон разлетелся, как хрупкий кристалл.
Сидя за накрытым газетой кухонным столом, Хелен в персиковом халате, спущенном до талии, вслух читала письмо, интонациями насмехаясь над автором, который описывал свои достижения, рукоплескания, которыми награждали его товарищи на десятках собраний, сообщал вести о преданности и верности, которые он привезет в Центральный Комитет; то, какую пользу он принес их делу.
Хелен высмеивала мужа, закатывая глаза и усмехаясь, когда читала его вопросы о Марке: здоров ли он и всем ли доволен, хорошо ли она о нем заботится.
Она затянулась сигаретой, бросила окурок в чашку с остатками кофе, и он с шипением погас там. Это простое действие вызвало у Марка необычайно сильное отвращение.
Он вдруг ясно увидел ее: молодость осыпается, как треснувшая краска, на желтоватой коже в уголках глаз — мелкие морщинки; темные круги под глазами, капризная складка губ, резкий язвительный голос.
Вдруг он осознал, что сидит в убогой комнатенке, пропахшей жиром, объедками и немытой посудой; увидел грязный помятый халат и большие, обвислые желтоватые груди.