Птица не упадет
Шрифт:
Последний осветительный снаряд догорел и погас, и Марк поднялся и побрел во мраке к темной неровной стене разрушенного фермерского дома. Он присел у этой стены и постарался выровнять дыхание: неожиданно нахлынувший ужас грозил задушить его. Он впервые почувствовал нечто подобное.
Страх был ему знаком, он стал его постоянным спутником в последние два года, но Марк никогда еще не знавал такого парализующего ужаса.
Парень тронул свою ледяную щеку пальцами правой руки и почувствовал, как они дрожат; словно из сочувствия, часто застучали зубы. «Я не могу так стрелять, — подумал он, стиснув челюсти до боли в зубах и прижав руки к телу, — но и оставаться здесь не могу. Надо уходить
— Bist du da? [1] — донесся до него из темноты, совсем близко, негромкий голос.
Марк мгновенно застыл.
— Ja! — ответили чуть дальше у стены, и Марк обнаружил, что его левая рука естественным образом легла на ствол, а правая обхватила затвор; указательный палец лег на спусковой крючок.
— Komm, wir gehen zuruck [2] .
Рядом с собой Марк скорее ощутил, чем увидел движение тяжело нагруженной фигуры. Он повернул винтовку в ее сторону, готовый стрелять. Немец грузно ступал по предательски тонкому снежному покрову. Катушки проводов, которые немец нес, негромко звякнули. Он выругался:
1
Ты здесь? (нем.) — Здесь и далее прим. перев.
2
Поворачивай, мы идем обратно (нем.).
— Scheisse!
— Halt den Mund! [3] — выпалил второй, и они направились по холму в сторону своих траншей.
Марк удивился, что наряд немецких связистов вышел в такую погоду. Прежде всего он подумал о вражеском снайпере и только потом о своей неожиданной удаче.
Наряд проведет его к немецким окопам и скроет след от снайпера.
Приняв решение, Марк с удивлением почувствовал, что паника прошла, руки прекратили дрожать и обрели твердость камня, а дыхание стало спокойным и глубоким. Он невесело улыбнулся собственной слабости и скользнул вслед за немецким нарядом.
3
Черт побери! — Заткнись! (нем.)
Они были уже в ста шагах за фермерским домом, когда снег перестал идти. Марк пришел в отчаяние (он рассчитывал, что снег будет скрывать его по крайней мере до рассвета), но продолжал красться за связистами. Немцы, приблизившись к своим окопам, пошли быстрее и увереннее.
В двухстах ярдах от вершины Марк отстал от них и двинулся наискось по склону, отыскивая проход в проволочном заграждении, пока наконец не узнал точку, которую они с Фергюсом выбрали накануне днем, разглядывая местность в бинокль. Он добрался до цели.
Один из больших дубов, что росли на холме, упал, выворотив из вспаханной разрывами земли путаницу корней.
Марк забрался внутрь, выбрал место, которое под косыми лучами зимнего солнца окажется в самой глубокой тени, и полз на животе, пока корни наполовину не скрыли его, в то же время не лишив возможности поворачивать голову и плечи, изучая весь северный склон холма.
Теперь прежде всего следовало тщательно проверить П-14, обратив особое внимание на уязвимый
Когда Марк проснулся в тоскливом свете серого дня, он был укутан мягкими белыми хлопьями. Стараясь не нарушить покров, Марк осторожно поднял голову и помигал, чтобы глаза быстрей привыкли. Пальцы в перчатках оцепенели; он принялся разминать их, усиливая приток крови.
Марку снова повезло: дважды за ночь — это перебор. Вначале наряд провел его сквозь ограждение, а теперь снег обеспечил естественную маскировку, так что фигура парня слилась с корнями дуба. Слишком большая удача, маятник должен качнуться в противоположном направлении.
Тьма медленно отступала, видимое пространство расширялось, и все существо Марка сконцентрировалось в широко раскрытых карих с золотом глазах. Эти глаза быстро обыскивали местность, изучая все неправильности и складки поверхности, каждую особенность, каждый объект, каждый оттенок текстуры и цвета снега, грязи и земли, каждый пень и каждую ветку, края всех углублений; они искали тени там, где их не должно было быть, высматривали, не потревожен ли новый слой снега — искали жизнь.
Около девяти снег снова прекратился, а к полудню небо прояснилось и в облаках появились разрывы; единственный рассеянный луч солнца, как луч прожектора, прошел по южному склону холма.
— Пора, Катберт, вызвать огонь на себя.
Фергюс отметил все жертвы немецкого снайпера на карте траншей, которую дал ему старшина. В одном месте рядом стояли две черные точки. Здесь бруствер был слишком низким и хорошо просматривался с холма. После того как в этих двух местах были убиты пять человек, бруствер нарастили, и крупная надпись предупреждала неосторожных: НЕ ПОДНИМАЙ ГОЛОВУ: РАБОТАЕТ СНАЙПЕР Эти две точки разделяло всего пятьдесят шагов, и Фергюс догадывался, что снайпер добивался успеха, дождавшись, когда жертва пройдет там по траншее. Немец засекал голову в первом прогале и держал палец на спусковом крючке, карауля ее появление во втором. Делая свои приготовления, Фергюс все это объяснил Шону, которого так заинтересовала охота, что в штаб его могло вернуть только крупное немецкое наступление.
Утром генерал поговорил по телефону со своим адъютантом и предупредил, где его найти в случае надобности.
— Только если это действительно будет необходимо, — сердито прорычал он в микрофон.
— Я поведу его с юга на север, — сообщил Фергюс, — это заставит проклятого немца отвлечься от позиции Марка и даст парню лишнюю секунду, пока снайпер будет поворачиваться назад.
Шону пришлось признать, что Фергюс искусно управляет манекеном. Макдональд поднял его на два фута выше нормального человеческого роста, поскольку бруствер нарастили, и очень реалистично передернул его плечами, словно это был человек, который торопливо проходит первую брешь.
Шон, молодой капитан, старшина с грубым бычьим лицом и еще с полдюжины солдат ждали у второй бреши, глядя на идущего к ним по доскам Фергюса.
Когда тот приблизился, все невольно затаили дыхание и напряглись.
Со склона холма раздался выстрел из маузера, как будто хлыст распорол ледяной воздух, и манекен в руках Макдональда резко наклонился.
Фергюс сдернул его вниз и опустился на колени, рассматривая аккуратную круглую дыру в папье-маше, из которого была сделана голова манекена.