Птица-Правда

Туберовский Михаил Дмитриевич

Отец обрадовался:

– Вот так пирог! Откуда же у матушки вишни?

– Говорит – на базаре купила.

– Садись со мной, вместе обедать будем.

– Спасибо, отец, я сыта, я только что пообедала.

Отец стал есть пирог и бросать косточки на землю, а девочка принялась собирать их в платок.

– Ты зачем косточки в платок собираешь?
– спросил отец.

– Потом птичкам брошу.

Собрала в платок все косточки, узелком завязала. Ни одной на земле не оставила, попрощалась с отцом и пошла домой.

На том же месте ожидала её старушка.

– Вот вам, сеньора, косточки, –

сказала Урсулета. – Все до одной собрала.

Похвалила её старушка, развязала платок, улыбнулась, пошептала что-то и подбросила косточки вверх. Смотрит девочка – обернулись косточки пёстрой проворной птичкой. Взмахнула крыльями птичка, закружилась в воздухе и запела тоненьким голоском:

– Чири, чири, чири, чири – Я любимый братец твой – Я не мёртвый, а живой. Меня мачеха убила, Не узнал отец родной.

Пропев свою песенку, птичка взлетела высоко в небо и скрылась за облаками.

Урсулета очень обрадовалась, услышав такую песенку. Теперь она знала, что Хуанито, хотя и превратился в птичку, но не погиб. Она попрощалась с доброй старушкой и пошла своей дорогой.

А птичка полетела на каменоломни, где каменщики обтёсывали тяжёлые мельничные жернова. Закружилась над ними и запела всё ту же песенку:

– Чири, чири, чири, чири, Я не мёртвый, а живой. Меня мачеха убила, Не узнал отец родной.

– Как хорошо поёт эта птичка! – воскликнули каменщики. И попросили: – Спой нам ещё раз эту песенку!

– Спою охотно, – ответила птичка, – если вы подарите мне за это самый большой мельничный жернов.

Каменщики рассмеялись в ответ:

– Бери, если сможешь его унести!

Тогда птичка пропела им свою песенку от начала и до конца, а потом легко, как соломинку, подхватила клювом тяжёлый жернов и скрылась за облаками. Каменщики только головами покачали от удивления; птичка же прилетела в селение и положила жернов на черепичную крышу того самого дома, где жил отец с Урсулетой и с мачехой, но этого никто не заметил.

Потом птичка полетела на королевский двор, где искусные мастера чеканили золотые монеты, а работники ссыпали их в большие мешки.

– Чири, чири, чири, чири, Я не мёртвый, а живой!

– запела птичка над монетным двором, и все – и мастера и работники, – бросив своё дело, стали слушать её звонкое пение.

– Как восхитительно поёт эта проворная птичка! – воскликнули мастера и работники. – Спой нам ещё раз свою песенку, а мы ещё раз тебя послушаем.

– Конечно, спою! – прощебетала птичка в ответ. – Но за это вы дадите мне самый большой мешок с золотыми монетами.

– Ты его получишь, – ответили птичке работники и мастера, – но при условии, что сама унесёшь его отсюда.

И птичка пропела им свою песню ещё громче и ещё лучше, чем в первый раз.

Окончив пение, она, как пушинку, подхватила самый большой мешок с золотом и улетела. А мастера и работники долго смотрели ей вслед, раскрыв рты от удивления.

Птичка же снова прилетела в селение, где жил отец с Урсулетой и мачехой, и положила мешок с золотом на черепичную крышу рядом с мельничным жерновом. И этого, как и в первый раз, никто не заметил.

Теперь птичка полетела к реке, где женщины белили на солнце льняное тонкотканое полотно. Когда же птичка пропела им свою песенку, они попросили её спеть ещё раз.

– Я спою, если вы подарите мне кусок полотна, но скатайте его потуже, а то я не смогу его унести, – ответила птичка.

Женщины согласились. Они скатали полотно в такой тугой и тяжелый свёрток, что сами лишь с трудом могли его приподнять.

– Попробуй теперь унести его, – со смехом сказали они проворной птичке. – Мы не станем тебе помогать!

– Конечно, я его унесу! – прощебетала птичка и запела так хорошо, как только могла:

– Чири, чири, чири, чири. Я не мёртвый, а живой. Меня мачеха убила, Не узнал отец родной…

– А теперь получай свою награду! – весело закричали женщины птичке и удивились не меньше, чем удивлялись каменщики, мастера и работники, когда птичка подхватила клювом тяжёлый свёрток и исчезла за облаками. Конечно, она прилетела в то же селение и положила полотно на той же черепичной крыше рядом с жерновом и мешком золота.

Был уже вечер, и отец, возвратившись с поля, ужинал с мачехой в доме, а Урсулета сидела у крылечка.

– Чири, чири, чири, чири! –

громко защебетала птичка, усевшись на самый край черепичной крыши, и запела:

– Я любимый братец твой, Я не мёртвый, а живой. Меня мачеха убила, Не узнал отец родной.

Она повертела головкой, поглядела сверху на девочку одним глазом и на этот раз продолжила свою песню:

– Но сестрица Урсулета Не могла забыть об этом, Горько плакала, вздыхала, Мои косточки собрала, Их старушке отнесла, Брата милого спасла.

– Идите, идите сюда скорее! Послушайте, как хорошо поёт эта маленькая птичка! – воскликнула Урсулета, и отец с мачехой подошли к окошку.

А девочка сказала птичке:

– Спасибо тебе за песенку!

– А тебе спасибо за доброе сердце! – ответила птичка и сбросила к ногам Урсулеты кусок льняного полотна.