Птица с меланитовыми глазами
Шрифт:
Каждой деталью темница взывала к покойному хозяину, и я, опасаясь случайно наткнуться на его останки, намеревалась покинуть безымянную могилу. Но Лабиринт не предлагал мне иного пути, кроме как пройти сквозняком между книжным шкафом и стеной.
В другой, скрытой до этого, части комнаты, мои ноги словно вросли в каменный пол: в углу под светом звездчатого ночника я обнаружила маленькую кроватку, усыпанную плюшевыми игрушками, из-под которых выглядывал краешек книжки
Детская! В этой похожей на гробницу темнице когда-то жил маленький ребенок.
Детская! От осознания стало дурно. Я ощутила неодолимую тяжесть тела и рухнула на пол. Вокруг леденел воздух, и от глубоких вдохов легкие костенели, угрожая осыпаться инеем. Я задыхалась. Темницу затянула клубящаяся дымка, а ночник вспыхнул мотыльковым убийцей, отчего плюшевые игрушки заулыбались искореженными тенями. Меня словно сковала летаргия.
За стеной послышались шаги. Я вздрогнула, как от электрического укола: меня, замученную одиночеством и все это время искавшую компанию, вдруг напугали шорохи посторонних в стенах бесконечного Лабиринта. Опасливо оглянувшись, чтобы встретить незнакомцев с видом выкинутой на берег рыбы, я вдруг обнаружила закрытую дверь, впервые появившуюся на месте свободного проема.
Шаги затихли, и слух кольнула кристально-чистая мелодия человеческих голосов. Золотая симфония среди пустынного выжженного леса. В памяти не осталось следа о том дне, когда я слышала ее в последний раз.
Мне захотелось вскочить, распахнуть дверь и прокричать: «Я вас так долго ждала! Где вы были все это время?!», но тело окутали невидимые веревки, губы что-то шептали, а из груди не вырывалось ни единого звука. Оставалось лишь подслушивать шепот призраков из соседней комнаты.
– Семейная прогулка в зимнем лесу закончилась трагедией, – напевал томный женский голос с хриплыми нотами трубного баса. – Этот островок дикой природы со всех сторон отрезан автомобильной трассой, сельскими улицами, садовыми участками, там негде плутать. Тем не менее, узелки следов на снегу напоминали лабиринт. Мать с дочерью натыкались на собственные следы и, затягивая одну петлю, ступали на новую.
– Это лесной черт водил их кругами, – прозвенел, как колокольчик, голос напуганной девушки.
– Смерть вместе с чертом оскалила пасть со свинцовым зубом. В разгар охотничьего сезона такие случаи не редкость. Какой-то неопытный охотник спутал женщину с ланью и выстрелил на слух по невидимой цели.
Одинокие всхлипы, казалось слегка придушенные подушкой, заклекотали в мрачной детской, от чего я вздрогнула и взглянула на кровать, на которой, появившись из ниоткуда, уже лежала девочка. Человеческий галчонок,
– Мама. Где моя мама? Я хочу к маме…
Белая атласная лента, вплетенная в темные волосы, представилась мне выпавшим пером ангела, спешно покинувшего своего подопечного и оставившего его наедине с превратностями. Воспоминания о собственных детях наравне с другими воспоминаниями прошлого стерлись из дневника моей памяти, а может и вовсе в его кожаном переплете не нашлось страниц для роли матери, но нахлынувшие внезапно знакомые чувства подсказали подойти к ребенку и обнять.
Я смогла пошевелиться, даже подняться, но, как мушка, попавшая в плетеное логово огромного паука, своим устремленным движением натянула невидимые нити, которые в одночасье мелодично лопнули, и в воздухе повисло облако потревоженной пыли. Застыв в замешательстве, я обнаружила, что это сияющее облако когда-то было плачущей девочкой, а теперь она исчезла, угасла, как и ночник, погрузивший темницу в душную полутьму.
Все увиденное в детской оказалось перламутром воображения, взращенным в моллюске желания разорвать пузырь одиночества. Это выцарапало на груди колкую обиду, но винить можно было только себя, собственную наивность.
Призрачная дверь, преграждавшая до этого выход из детской, исчезла, как если бы Лабиринт огромным компостером пробил в дверном проеме разрешение на мое погружение в его интерьерные таинства. Но прежде, чем закружиться в коридорных виражах, я сделала неожиданную остановку, наткнувшись в проходе на ажурную рамку, словно тенью покойника занавешенную черной тканью.
Это зеркало! Как ужаленная, я подпрыгнула к нему и сдернула темную вуаль, чтобы, наконец, увидеть свое забытое лицо. Все было тщетно: в вихре падающих волокон, сплетенных черной чередой, я потеряла свое отражение вместе с пропавшим серебром. На стене остался только каркас, обнимавший когда-то большое зеркало.
В расстроенных чувствах я безвольно нырнула в смазанную реку безликих, пустующих залов и темниц, которая стелилась по руслу моего вынужденного путешествия.
Я старалась увернуться от металлических когтей случайный мыслей, слой за слоем раздирающих разум, но удушающие фантомы оказывались проворнее: с приходом сумрака то и дело в темных углах Лабиринта мне мерещились гримасы горечи погибших людей. Погибших внезапно, без прощания, и навеки обреченных скитаться среди пепельных дюн в поисках умиротворения.
Конец ознакомительного фрагмента.