Птица солнца
Шрифт:
Ланнон из своей ямы с необыкновенной точностью и силой метал копья, целясь в мягкие бока или плечи пробегающей добычи. Вокруг ямы росла груда тел, а Ланнон в пылу охоты кричал и смеялся.
Хая тоже заразило это безумие. Он приплясывал, кричал, размахивал топором, оберегая спину и бока Ланнона, время от времени бросая копье в животное, которое могло упасть в яму им на головы.
Они с Ланноном насквозь промокли от пота и покрылись коркой засохшей пыли. Камень, вылетевший из-под ноги бегущего животного,
Цепь лучников перед ними прорвала лавина бегущих животных. Истратив стрелы, лучники укрылись в ямах и позволили рядам животных пронестись над ними.
Хай увидел мчащееся на них стадо, схватил обезумевшего от крови царя и стащил его на дно ямы. Они лежали, закрыв головы руками, а края ямы над ними осыпались от ударов копыт. Земля засыпала их; они прикрыли лица одеждой и дышали с трудом.
Молодая зебра упала в яму прямо на них. Она в ужасе лягалась, ржала, и без разбора рвала все вокруг мощными желтыми зубами. Смертельная опасность.
Хай откатился от острых, как бритва, копыт. На мгновение застыл, прицеливаясь, и выбросил вверх правую руку. Острие топора с грифами вонзилось испуганному животному под челюсть и глубоко проникло в мозг. Зебра забилась над ними, мягкая, теплая, и ее туша защитила их от копыт, которые продолжали бушевать наверху.
Буря стихла, миновала и теперь гремела на расстоянии. В последовавшей тишине Хай повернулся к Ланнону.
– Ты не ранен?
Ланнон с трудом выполз из-под мертвой зебры. Они выбрались из ямы и с удивлением огляделись.
На 500 шагов в ширину и на такое же расстояние в глубину земля была сплошь покрыта мертвыми и умирающими животными. Лучники и копейщики выбирались из ям и тупо оглядывались, как пьяные.
Цепь загонщиков, казалось, приближалась вброд по морю пыли, которая затмила даже небо; полные боли крики и блеяние раненых и умирающих животных заглушали все вокруг.
Загонщики шли рядами по полям окровавленной плоти, их мечи вздымались и падали: они добивали раненых. Хай достал кожаную фляжку с зенгским вином.
– На тебя всегда можно положиться, – улыбнулся Ланнон и с жадностью стал пить. Капли вина блестели в его бороде, как кровь. – Была ли когда-нибудь подобная охота? – спросил он, возвращая фляжку Хаю.
Хай отпил и посмотрел на поле.
– Едва ли, – ответил он.
– Добычу прокоптим, высушим – и снова начнем охоту, – пообещал Ланнон и зашагал, чтобы упорядочить бойню.
* * *
Над равниной повис высокий купол оранжевого света, света десяти тысяч костров. Всю вторую половину дня и всю ночь армия разделывала огромную добычу. Мясо резали на полосы и развешивали на стойках над дымящимися кострами. Сладкий запах свежей убоины, затхлая вонь потрохов
Из темноты появился Ланнон, все еще покрытый пылью и засохшей кровью.
– Вина! Птица Солнца, ради любви к другу. – Он сделал вид, что падает с ног от жажды, и Хай протянул ему амфору и чашу. Презрительно отстранив чашу, Ланнон напился прямо из горлышка и рукой вытер бороду.
– Я принес новости, – улыбнулся он. – Убито тысяча семьсот голов.
– И сколько среди них человеческих?
– Пятнадцать человек погибло, есть раненые, но разве дело того не стоило?
Хай не ответил, и Ланнон продолжал.
– Есть и другие новости. И другое мое копье попало в цель. У Аннель не пришли месячные.
– Южный воздух благотворен. Всего два месяца – и все уже беременные.
– Воздух ни при чем. – Ланнон рассмеялся и снова отпил вина.
– Я доволен, – сказал Хай. – Больше древней крови для Опета.
– Когда это ты беспокоился о крови, Хай Бен-Амон? Ты доволен, что можно будет баловать больше моего отродья. Я тебя знаю. – Ланнон подошел и встал рядом с Хаем. – Ты пишешь? – спросил он без необходимости. – Что это?
– Песня, – скромно ответил Хай.
– О чем?
– Об охоте, о сегодняшней охоте.
– Спой, – приказал Ланнон и упал на покрытое шкурами ложе Хая, все еще держа амфору за горлышко.
Хай взял лиру и присел на тростниковую циновку. Он запел, а когда умолк, Ланнон некоторое время молча лежал, глядя за раздвинутый полог палатки во тьму ночи.
– Мне это видится иначе, – сказал он наконец. – Для меня это просто жатва, урожай мяса.
Он снова замолк.
– Тебе не понравилось? – спросил Хай, и Ланнон покачал головой.
– Ты правда считаешь, что мы сегодня уничтожили нечто невосстановимое?
– Не знаю. Может, и нет. Но если мы будем так охотиться каждый день или хотя бы раз в десять дней, разве мы не превратим эту землю в пустыню?
Ланнон поразмыслил над полупустой амфорой, посмотрел на Хая и улыбнулся.
– Мы сделали достаточный запас мяса. Больше в этом году охотиться не будем, только за слоновой костью.
– Мой господин, кувшин прилип к твоей руке? – негромко спросил Хай, и Ланнон некоторое время смотрел на него, потом расхохотался.
– Поторгуемся. Еще одна песня, и я отдам тебе вино.
– Честный договор, – согласился Хай.
Когда амфора опустела, Хай послал одного из своих стариков-рабов за другой.
– Пусть принесет две, – посоветовал Ланнон. – Сбережет время позже.
К полуночи Хай помягчел от вина и почувствовал себя несчастным от красоты собственного голоса. Он заплакал, и Ланнон, видя, что он плачет, заплакал тоже.