Птица у твоего окна

Гребёнкин Александр Тарасович

– Я живу…обыкновенно … Но, Антон… Вы уже две недели в городе и не зашли… Мой адрес ведь не изменился.

– Ах, Таня, как сказал один замечательный писатель: «Зачем же гнаться по следам того, что уже окончено». Я, конечно, помнил о вас и хотел зайти, но… не решился. Зачем мне вторгаться в вашу уже сложившуюся жизнь… Сейчас такое время – друзей забывают. У вас, вероятно, семья, муж, дети… Вон сколько лет прошло!

– Да никакого мужа, я одинока! – почти воскликнула Таня. – А время сейчас как раз такое, когда

нужно держаться вместе, помогать друг другу…

– Неужели вы одна? Откуда такое монашество? Вы молоды, красивы…

– Не нашла человека, способного подарить мне свое сердце… Ну, в общем, это тоже длинная и не совсем приятная история. Хотя, конечно, мои трудности ни в какое сравнение не идут с вашими… Я вижу, вы измучены…

Она все еще держала его руку в своей руке и только сейчас об этом вспомнила, ощутив мозолистую, изрезанную ладонь, и смутившись, убрала руку. А он внезапно закашлялся, отвернулся к окну, распахнул свой мокрый плащ, под которым был потертый костюм, вынул платочек, вытер влажное лицо и рот.

– Простите…

– Вы себя неважно чувствуете?

– Да вот, приболел, немного…

– Да что вы…. Как жаль!

– Да ну ее, эту болезнь!

– А чем вы сейчас заняты? Работаете? Пишите?

– Да, конечно пишу, Таня, но мало, медленно… Душа какая-то опустошенная, голова пустая… Идей нет, образов нет, красоты нет! Веры нет, Таня, веры в жизнь и счастье! Все, во что верил – истоптано, изгажено. Впрочем, что это я разжалобился да расклеился… Не хочется выливать на вас все горести сразу.

Он вновь широко улыбнулся:

– Давайте лучше вспомним старые добрые времена.

– Антон, вы сейчас повторили то, что и у меня на душе.

– Значит и вас успела потрепать жизнь?

– Увы.

– Но вы так молоды и красивы. А вот я… что-то начал сдавать позиции.

– Но и вам до старости тоже далеко. Надо держаться. Как вам живется сейчас, тяжело?

– Подрабатываю, где придется… Сегодня на овощной базе был, ящики сбивал, таскал… Но разве это работа?

– А живете по-прежнему там же?

– Какое там! Квартиру давно отобрали. Неделю жил у приятеля, но вижу, что мешаю там, у него семья, самим негде жить. Он предложил переселиться в подвальчик, там у него мастерская. Но, холодно там, простудился вот… Начал искать и нашел себе квартиру. Снял у одной пожилой женщины флигелёк, совсем маленький. Там вот и живу! … А вы, значит, не замужем? Не нашли достойного спутника жизни?

– Не нашла – вздохнула Таня. – Признаюсь, была замужем, разведена… Ой, давайте выйдем у какого-то кафе, попьем чего - нибудь горячего.

– Это идея! – живо согласился он.

***

Они грелись в кафетерии, то молча улыбались друг другу, подмигивая, то взглядами задумчиво блуждали по сторонам. Пахло жареным кофе и вкуснейшими кремовыми

пирожными. Ел он аккуратно, вытирая усы платочком. Ей было интересно смотреть, как бережно он ест, словно в кино. Иногда он отворачивался и кашлял.

– Вы не ходили в больницу?

– Нет. Впрочем, был один раз, когда температура поднялась. А что толку! Эти эскулапы заподозрили что-то неладное, агитировали сдавать анализы. А я, если честно, недолюбливаю больницы, особенно нынешние. Да и денег на лечение нет.

– Бог ты мой, в какое время мы живем! Всем так тяжело. В стране такое творится!

– Вы работаете?

– Учителем.

– Закончили университет?

– Да. Филологический факультет.

– Поздравляю. Это очень, очень хорошо, Таня, вы молодец!

– Хорошо – то хорошо, а с зарплатой туговато. Быть может придется подыскивать что-нибудь другое…

– Таня, где бы вы в будущем не работали, тот запас знаний, культуры, полученный вами в университете, пригодится на всю жизнь. Главное – пополнять его, не запускать, не погружаться в эту серую бездну жизни… А вот я, похоже, в нее рискую погрузиться.

– Почему, Антон? Как – же это? Ведь я всегда знала вас таким умным, энергичным и сильным!

– Да, возможно когда-то я и был таким… Но потом сама жизнь подорвала это во мне. Признаюсь, Таня, были даже приступы отчаяния, желание покончить счеты с жизнью… Да вовремя спохватился, вырвался из этой пропасти. (Он тяжело вздохнул). Все это глупости! Жизнь есть борьба. В лучший мир я всегда успею прийти, я еще в этом грешном мире ничего не сделал.

– Ой, Антон, все вы точно говорите…. И у меня тоже было море подобных мыслей, да Бог избавил…

– Таня, я чувствую, что и у вас какая-то горечь…У вас что-то сломалось в личной жизни?

– Да, все сложно… Сразу так и не расскажешь.

– Я понимаю.

– Просто встретила одного человека, поверила ему. А он обманул меня, жестоко посмеялся надо мною.

– Вот как…

– Да и не сложилось у нас, не лежала у меня к нему душа…. Вот и осталась я одна. Детей у нас не было. Живу вот так, по-старинке, маме помогаю. Только работа и спасает. Отец умер – еще одна травма… А на душе (она улыбнулась) сплошные потемки.… Вот так! Да, что мы все о грустном, о печальном!

– И правда, не стоит поддаваться грустному настроению. Это я никак не могу выбраться на твердую тропу. Все рискую сорваться в пропасть, цепляюсь за скалу, да только пальцы скользят, сдирается кожа… Никак не выберусь. Мало сил осталось для сопротивления.

– А ведь нужно сопротивляться, Антон. Вы бледны, кашляете. Прежде всего, вам нужно восстановить здоровье, ведь впереди – длинная зима. Поэтому я прошу вас – лечитесь!

– Ой, Таня, да не беспокойтесь вы так обо мне. У вас сейчас своя жизнь, своих забот хватает.