Птице нужно небо. Часть I и II
Шрифт:
— Пил кто-нибудь?
— Не успели.
Для нас четверых и магистра Хольрина праздник закончился. Алхимик помчался с бокалом в лабораторию. Рейяна сидела в кресле, съежившись, обхватив себя руками за плечи. Она вдруг разом поверила в мои слова, еще не дождавшись результатов анализа, и поникла под грузом внезапных открытий и догадок. Я сидела рядом, не решаясь ее утешать. Да и не уверена была, что она примет от меня утешения.
Магистр Челлах вернулся минут через сорок. По ему хмурому лицу было ясно, что мое сообщение подвердилось
— Как вы определили? — одновременно повернулись ко мне ректор и менталист.
— По запаху.
— Кратха
— Может, не по запаху, — вздохнула, — просто я это воспринимаю как запах.
Три недоверчивых взгляда скрестились на моем лице.
— Знаете что, магистр… у вас ведь есть какие-нибудь яды в лаборатории? — нашлась я.
— Несомненно.
— Несите их сюда. И если я их не определю, можете подозревать меня в чем угодно, — и я снова застыла в ожидании.
На этот раз алхимик вернулся гораздо быстрее. В руках у него был небольшой контейнер, наполненный однотипными флаконами. Контейнер оказался передо мной на столе, и магистр сделал приглашающий жест рукой. Я взяла в руки первый флакон, вынула пробку, но не до конца, принюхалась, прислушалась змеиной памяти.
— Люва. Яд растительного происхождения, содержится в небольшом количестве в листях хиремы, произрастающей на Южном материке. При употреблении внутрь вызывает поражение нервной системы и, как следствие, паралич дыхательных путей. Смертельной считается доза в три анга.
Челлах одобрительно кивнул. Я извлекла из контейнера второй пузырек.
— Синеглазка. Добывается из корней льдянки, при длительном приеме в небольших дозах вызывает общую слабость, спутанное сознание и почти безболезненную кончину. При этом сообщает глазам, — я не смогла вспомнить, как по-ниревийски будет «склера», — насыщенный голубой цвет…
— Уникальный дар, — пробормотал алхимик.
Менталист только хмыкнул, но взгляды, которые он на меня бросал, светились неподдельным интересом.
— Достаточно, — прервал демонстрацию ректор.
— Разрешите идти спать?
— Да, конечно.
— Рейяна?..
— Идите-идите, с вашей соседкой мы еще побеседуем.
Утром на пути в больницу меня снова обогнал магистр Релинэр в своем экипаже. Остановился и распахнул дверцу, поджидая меня.
— Куда сегодня?
— В центральную лечебницу.
— Работа?
— Да, помогаю целителю Вестраму.
— А вы знаете, что можете обратиться к руководству лечебницы, чтобы вашу работу потом зачли как практику? Дело в том, что после первого курса нашим студентам предлагаются две практики — обязательная пробная по основной специальности и добровольная общая, о ней вам потом расскажут подробно.
— Интересно. Значит, если я в лечебнице на хорошем счету, пробную практику мне проходить необязательно?
— Именно. Хотите знать, чем закончились вчерашние события?
— Да, пожалуй.
— Мы помогли вашей соседке освежить память, и она показала, что до нее бокал с соком держал в руках только один человек, и это…
— И это ингорова пыльная тень. Я угадала?
— Угадали. Расскажете, как вы к этому пришли?
— Они танцевали. Я видела напряжение между ними. Это с одной стороны. С другой — он как раз из тех, кто способен на подлость. Всегда в тени Ингора — но не любил его, не восхищался… зато подталкивал, втравливал его в сомнительные развлчения. Он, мне кажется, не слишком здоров психически… Взгляд такой… мне приходилось встречать. Тот случай… в ванной… на него сильно подействовал, выбил из равновесия. В какой-то мере меня можно считать виноватой в том, что
— Не хотите в следователи податься?
— Не хочу, — улыбнулась, — меня все куда-то сватают — в следователи, в некроманты. А я хочу лечить людей. И психов не пугать, а успокаивать, — я помрачнела.
— Не принимайте это так близко к сердцу. Вы не виноваты. А парень…
— И что он?
— Передан родственникам с рекомендациями по лечению.
— Хорошо…
Глава 7
«…Всего в настоящее время известно пять месторождений сермирита, из которых три, самые значительные, находятся в Ниревии. Старейшее из них — Тымха, неподалеку от одноименного села на юго-востоке графства Дайвир. Еще одно расположено на землях короны, права на его разработку принадлежат купеческому дому Вострок. Крупнейшее месторождение — Черный Холм — находится также на землях короны непосредственно на границе с герцогством Алейя. Восемьдесят лет назад геолого-магическая разведка этой местности проводилась по инициативе герцога Алейского, ему же удалось получить наследственные права на разработку месторождения…»
Ну да, вот он, этот Черный Холм на карте… Чудненько! Оказывается, я удирала от своего женишка с его собственным обозом. Кому рассказать — не поверят. Я хихикнула и поймала недоуменный взгляд соседки по комнате.
Рейяна в последнее время стала задумчивой, что неудивительно. Она перестала ко мне цепляться, но и дружескими наши отношения никак нельзя было назвать. Мы просто сосуществовали на одной территории, обращались друг к другу, когда была необходимость, но не чаще. И меня это вполне устраивало.
Куда больше меня тревожил Ингор. В свое время я ответила на письмо его отца… словами утешения. Написала, что Ингор еще очень юн, что у него будет возможность осмыслить свои поступки и принять новый путь. Но это было еще до бала. Тогда он был потрясен, но не сломлен. Он разгуливал с мрачным видом, сторонился людей и лелеял свою обиду на отца. Так мне казалось.
Бал все изменил. Теперь, встречаясь с Ингором в столовой или в коридорах учебного корпуса, я видела его застывшее лицо, потерянный взгляд — и пугалась. Что-то происходило с ним, и я догадывалась, что именно: он начал осознавать, что все это время у него за спиной стоял манипулятор, управлявший его поступками, и то, что он полагал своими решениями и поступками, было навязано ему извне. Страшное открытие.
Другой его сообщник, правовик-первокурсник, с которым нам волей-неволей приходилось ежедневно сталкиваться, при встрече избегал встречаться со мной взглядом. Я его понимала.
А еще один участник этой истории, которого я мне не довелось увидеть в лицо, сам решил явиться пред мои очи. Он просто подошел ко мне в столовой и попросил разрешения сесть за мой столик.
Вообще-то я всегда предпочитала есть в одиночестве. В школьной столовой было достаточно сидячих мест, чтобы никто никому не навязывался. Конечно, пару раз особо общительные однокурсники порывались составить мне компанию, но, наткнувшись на мой не слишком любезный прием, оставляли свои попытки. Единственным, с кем я с удовольствием делила трапезу, был Наттиор. Но он нечасто появлялся в общей трапезной: преподавателям школы платили достаточно, чтобы они могли себе позволить заказывать еду в ближайшем трактире — несомненно, куда более вкусную и питательную, чем наша казарменная баланда.