Птицелов
Шрифт:
— Не запамятовал, можете быть уверены, — сказал Марвин.
От звука его голоса рыцари разом смолкли. Лукас прищурился, внимательно разглядывая его напряжённо выпрямленную фигуру.
— Рад это слышать, — сказал он. — Вы знаете, пока вас не было, благородные мессеры убеждали меня, что я должен вас убить.
— Так убейте, — проговорил Марвин. — За чем же дело стало?
— Дело стало за тем, что я уже дважды спас вам жизнь, хотя вы этого, я вижу, не цените. Причём первый раз получил её в подарок, а второй — купил.
— И переплатил, как по
Марвин вздрогнул — мимолётно, но от Лукаса это не укрылось. Ах, ну да, откуда ему знать. Он и так уже был еле жив там, на поле боя, когда Лукас перехватил руку Ойрека, занесённую над его головой. Неприятное открытие, верно, парень?
— Не знаю, как благородное собрание, а я привык практично смотреть на жизнь, — заметил Лукас. Члены благородного собрания покривились, показывая своё отношение к такой позиции. — И прежде чем убить вас, я хотел бы получить компенсацию своих затрат. По-моему, это справедливо.
Здесь уж благородное собрание было вынуждено согласиться.
— Как же мне её получить, вот в чём вопрос? — подперев голову рукой, мягко спросил Лукас.
Рыцари принялись наперебой предлагать разнообразные варианты, самым безобидным из которых было раздеть мальчишку догола и заставить поплясать на снегу. Марвин по-прежнему не шевелился. Лукасу казалось, что насмешки отлетают от него, словно горох от стены.
«Ему не важно, что скажут они, — подумал Лукас. — Он хочет знать, что скажу я. И вовсе не потому, что боится. Он не боится».
— Как видите, способов множество, — проговорил он, когда рыцари угомонились. — Но мне интересно, что предложите вы сами.
— Я бы предложил дать мне хороший меч, — сказал Марвин. — И решить наши разногласия без посторонних.
— Не разочаровывайте меня, мессер. Вы не слишком-то пеклись о присутствии посторонних, когда бросали копьё мне в спину в Балендоре.
Как забавно он реагирует на слово «Балендор». Будто судорогой его сводит. А не успел ли он пожалеть о том, что сделал на том злосчастном турнире? Последняя мысль отозвалась в Лукасе тенью недовольства — он не хотел бы услышать на этот вопрос положительный ответ.
— Стало быть, дельных идей у вас нет, — подытожил он. — Тогда соблаговолите выслушать мои. Пока что я вижу следующие варианты. Я могу отвезти вас в мой замок и держать там на цепи, как пса, пока за вас не заплатит выкуп кто-либо из ваших любящих родственников. И меньше чем на пять сотен я не соглашусь, сами понимаете. Ещё я могу убить вас прямо здесь и сейчас — неторопливо и изобретательно, думаю, благородные мессеры помогут мне советом, когда моя фантазия иссякнет. А ещё я могу снять с вас портки и прилюдно высечь, а после с миром отпустить на все четыре стороны. И, вы знаете, последний вариант мне более всего по душе.
Он улыбался всё время, пока говорил — эта улыбка была одним из самых сильных его орудий, в первую очередь потому, что её всегда истолковывали верно. А может, дело в тоне его голоса — рыцари на сей раз не стали смеяться, словно поняв, что говорит он абсолютно серьёзно.
— Вы не посмеете, — очень медленно сказал он.
Лукас расхохотался. Его смех никто не подхватил.
— А вы так и не научились проигрывать, сэйр Марвин из Фостейна! Вы что, не понимаете, что я сделаю всё, что захочу, и вы не сможете мне помешать? И благородные мессеры, глядящие на меня так неодобрительно, тоже не смогут. Смотрите-ка, вы тронули их каменные сердца. Или вы согласны с ними и предпочитаете кастрацию? Я не доставлю вам такого удовольствия. Эй, Илье! Наломай-ка мне ивовых веток пожёстче!
— Лукас, брось, — хмыкнул Ойрек. — Это не остроумно. Куда как лучше его повесить.
— Вот именно — лучше, и сэйр Щенок из Балендора явно бы это предпочёл, — Лукас встал и пошёл вперёд. Чьи-то ноги, вытянувшиеся поперёк его пути, торопливо убрались. Марвин стоял, будто врос в землю, и смотрел, как он приближается. Лукас остановился напротив него — в точности как тогда, на ристалище. Они были примерно одного роста — Марвин чуть ниже, но их глаза находились друг против друга, точнее, враг против врага. И сколько же ярости было в этих по-детски больших и по-взрослому бешеных глазах… ещё не волчьих, но — волчачьих.
— Ну надо же, как любопытно всё обернулось, — негромко спросил Лукас — но в наступившей тишине каждое его слово звучало очень чётко. — Когда мы виделись с вами в последний раз, помнится, я надавал вам оплеух. Правда, зрителей было побольше. Вам казалось, хуже быть не может? А если сейчас я высеку вас на глазах этого пусть не столь обширного, но не менее любопытствующего собрания — вы наконец-то научитесь признавать своё поражение, или по-прежнему будете хорохориться?
— Я убью вас, — одними губами сказал Марвин.
— Конечно, — улыбнулся Лукас. — Непременно. Я бы и сам за такое убил кого угодно на вашем месте. Но в данный момент перевес на моей стороне. Хоть этот-то вы признаёте?
Марвин не отвёл взгляд ни на миг — и это было хорошо, эх, до чего же это было хорошо! Лукас надеялся, что в его взгляде не отражается симпатия, которую он чувствовал к этому глупому стойкому мальчишке. Стойкость — это главное, а ум-разум придёт со временем.
Ничего… научим.
Он перестал улыбаться и сказал:
— Что же мне с вами делать, мессер?
Рядом возник оруженосец.
— Сэйр Лукас, ив вокруг не видать, — доложил он. — Берёза подойдёт?
— Забудь, — не глядя на него, ответил тот. — Отведи его обратно. Позови лекаря, пусть поглядит — его вроде лихорадит. И присматривай, чтоб не сбежал.
— Да как он сбежит — наши кругом, — хмыкнул Ойрек.
Лукас, не ответив, развернулся к примолкшим рыцарям.
— Благодарю за компанию, мессеры. Не унывайте, её светлость велела веселиться, — напомнил он и, отсалютовав, пошёл прочь. Он чувствовал на себе взгляды — и подумал: интересно, сколько из них поняли, что сейчас произошло? Вряд ли хотя бы один.