Птичий путь
Шрифт:
– Она здесь! – доложил Симаченко, вынырнув из сада. – Марат, я ее видел!
Капитан знал об аллергии, но Корсаков все равно закрылся платком, чтоб не показывать своего слезливо-сопливого лица.
– Почему… не привел?
– Смеется и убегает. И еще тебя зовет. Говорит: «Отдамся только Корсакову».
– Стерва… Поймай и приведи!
Он ушел в свою усадьбу, и с ходу, как был, в одежде, прыгнул в бассейн. И только тут кое-как унял чих и отсморкался.
Тогда и увидел двух незнакомцев, сидящих в шезлонгах: оба средних лет, чем-то неуловимо похожие, улыбчивые, респектабельные,
Сидели по-хозяйски, как у себя дома.
– Господин Корсаков? – привстал один. – Приносим извинения, вторглись на территорию… Но у вас все открыто.
Говорил он по-русски, но с каким-то прибалтийским акцентом. Второй приветливо кивал, выражая согласие.
Остатки аллергического приступа как рукой сняло.
– Чем обязан? – холодно спросил Марат.
– Разрешите представиться, – чинно промолвил незнакомец. – Густав Чюрайтис, сын Бориса Новкова, который построил Белый домик. А это мой адвокат. Я вынужден сообщить неприятное для вас известие. Суд вынес решение не в вашу пользу. Надеюсь, управляющий господин Симаченко докладывал…
Сражаться с ними за собственность либо делать вид, что сражается, не было никакой охоты; напротив, хотелось скорее закончить все эти вводные разговоры и приступить к делу.
– Да, я в курсе. – Марат вышел из воды и, чтобы не стоять перед ними в мокрой одежде, содрал ее и бросил на траву. – Управляющий оспорил решение в суде вышестоящей инстанции.
– Вы же понимаете, господин Корсаков, это чистая формальность… Но вы как честный приобретатель имеете право подать в суд на имущественный департамент и получить компенсацию. Конечно, она не покроет даже четверти расходов…
Надо было ломать их сценарий, чтобы лишить возможности выставлять свои условия. То, что первая встреча происходит не в море, не на нейтральной территории, а здесь, уже было хорошо: стены хоть и чужие, но за ними надежнее. Что касается конспирации, они придумали веское прикрытие – отъем собственности. В этом случае можно даже помахаться для пущей убедительности, попытаться выставить их на улицу, разыграть справедливый гнев. Но после нелепой стычки с французами на пляже этот способ знакомства и налаживания отношений не подходил.
– Готов выслушать ваши предложения, – взял быка за рога Корсаков. – Не стесняйтесь, господа. Вы же пришли вербовать меня? А в качестве инструмента шантажа выбрали недвижимость. Давайте говорить как профессионалы.
Они переглянулись, и стало понятно – готовы к любому повороту. Но Марат, не дожидаясь ответа, не спеша ушел в дом, где достал из шкафа длиннополый халат, чтоб не голым стоять перед ними, и той же барственной походкой вернулся. Они за это время успели посоветоваться.
– Ваше предложение облегчило бы наши отношения, – дипломатично заметил адвокат по-английски. – Мы должны сообщить кое-какую информацию, которую руководство от вас скрывает.
– Не советую вбивать клин между мной и моим руководством. – Корсаков придвинул шезлонг и развалился в нем, приготовившись слушать. – Удивить меня чем-либо все
Чюрайтис ушел от ответа.
– Все-таки вам придется нас выслушать, – настойчиво сказал он. – Ваше руководство, в частности господин Сторчак, скрыло истинную цель вашей командировки на этот чудный берег моря. Знаете ли вы о том, что ваш приезд сюда тщательно контролируется?
– Разумеется.
– Это говорит о полном к вам недоверии.
– Ошибаетесь, господа, – вальяжно заметил Марат. – Это не контроль – забота о моей безопасности.
– О, если бы так! – воскликнул адвокат.
– Даже сейчас, в эту минуту, за вами ведется наблюдение, – подхватил Чюрайтис. – И для нас всех достаточно рискованно здесь находиться. Гораздо безопаснее встречаться в открытом море, где слежка и прослушивание исключены. Но мы установили, чьи это люди, зачем посланы. И постараемся извлечь из этого пользу. Вас и вашу… жену отправили сюда, чтобы установить с нами связь. Вы знали об этом?
Конечно, это могла быть провокация, но в тот миг Корсакова озарило: пожалуй, это единственный веский аргумент, объясняющий ту легкость, с которой его отпустили за рубеж, да еще в паре с Роксаной. То есть Сторчак умышленно подставил его под вербовку!
– Как принято говорить в ваших спецслужбах, вас используют втемную, – между тем продолжал прибалтиец. – Но пусть это вас больше не смущает. Будем считать, контакт установлен. Теперь нам хотелось бы наладить диалог с вашим шефом. Весьма тесный, партнерский и продуктивный.
– А смысл? – преодолевая некую заторможенность, спросил Марат.
– Общие интересы. Надеюсь, удастся договориться и тогда появится общая цель. Господин Сторчак находится сейчас в определенном заблуждении. Он считает, что мы представляем потребителей вашей нефтегазовой отрасли, поэтому относит нас к недругам. Прежде всего мы намерены доказать обратное. Мы – единомышленники.
Чувства заметно отставали от мысли, и только сейчас Корсаков ощутил тяжелую, неуемную ненависть к Сторчаку и самокритичную, покаянную злость к самому себе – за самоуверенность. Он очень болезненно, до мышечного передергивания, воспринимал любую манипуляцию собой, считал, что способен угадывать это заранее и противостоять…
Чюрайтис словно чуял его состояние и говорил с легкой полуулыбкой превосходства:
– Посылая на отдых в Болгарию, он попытался убедить вас, будто человек… которого вы называете Алхимик… находится в его руках и содержится в Осколкове. У вас ведь была такая догадка?.. На самом деле ваш гений ускользнул. Кстати, из ваших рук. Найти его во второй раз господину Сторчаку не удастся. Никому не удастся. И вы это хорошо понимаете. Вы соприкоснулись с возможностями этих людей исчезать на глазах и бесследно. А те оперативные ресурсы, которыми располагает господин Церковер, слишком немощны, чтобы составить им конкуренцию. В том числе и федеральные. Надеюсь, вы в этом убедились, когда подбирали себе сотрудников… Поэтому мы предлагаем действовать сообща. Сейчас в международной практике уже принято, чтобы вначале между собой договаривались разведки. И только потом руководители государств.