Птичка в клетке или клетка с птичкой
Шрифт:
Услышав команду, Ларион остановился, обиженно взглянул на хозяйку, прервавшую такую забавную игру, и, не спеша, потрусил к «своей собственности».
Подняв очечки, толстячок тщательно протер их носовым платком и, нацепив их на нос, бочком, все еще опасаясь собаки, пошел следом за женщиной.
– Только вы не думайте, что это я ее сбила, – на ходу попыталась Кира объяснить ситуацию и как-то оправдаться перед незнакомым человеком. – Я даже не заметила, как женщина оказалась около моей машины…
Увидев неподвижно лежащую на дороге женщину, брюнет остановился и попятился –
– Куда?! Вы же обещали! Не стойте столбом! Берите женщину за ноги, а я из машины подхвачу под руки, и попробуем усадить ее на переднее сиденье.
– Может, лучше положим на заднее?
– Нет, – отрезала Кира, представляя сколько времени займет новая перестановка клеток. – У меня там другие пассажиры.
Молодой человек заглянул в салон иномарки и присвистнул.
На заднем сиденье недовольные обществом друг друга «враждующие стороны» с трудом соблюдали перемирие: пес, привалившись к спинке сиденья, невозмутимо смотрел в окно, а попугай вяло чистил клюв о стальные прутья клетки.
– Говорящий? – некстати поинтересовался молодой человек, кивая в сторону попугая.
– Еще какой говорящий!
– Давно купили?
– Только сегодня подарили?
– А кто?
Удивленно вскинув бровь, Кира посмотрела сквозь салон машины на любопытствующего толстячка и ничего не ответила – она тоже умела не отвечать на, мягко говоря, странные и неуместные вопросы.
«Джинсовый» парень смутился и нарочито заинтересованно стал разглядывать приборную доску иномарки – точно так же Ларион исподтишка наблюдает в зеркале из прихожей за происходящим на кухне, делая вид, что его совершенно не интересуют остатки бутербродов, оставленных после завтрака Алисой и Викторией на обеденном столе.
Поведение невысокого толстячка показалось Кире очень подозрительным, но размышлять над этим у нее не было времени.
– Ой! Она, кажется, описалась, – услышала она полный ужаса и презрения голос молодого человека и, перегнувшись через пассажирское сиденье, выглянула наружу.
Под женщиной в пыли медленно растекалось темное влажное пятно.
– Это значит, что у нее сотрясение мозга. Мозг падает в обморок и перестает контролировать мышцы тела, – терпеливо, как маленькому, начала объяснять Кира случившееся, боясь, что парень сбежит или тоже упадет в обморок, и на всякий случай припугнула: – Если мы не поторопимся, она может и обкакаться. Так что пошевеливайтесь!
Брюнет скривился, но все же подхватил женщину под колени и начал поднимать.
Пыхтя и краснея от натуги, они усадили пострадавшую женщину в машину и пристегнули ремнем безопасности.
– Спасибо за помощь! Не знаю вашего имени-отчества…
– Шурик Метелкин, – машинально представился молодой человек и, испугавшись сказанного, резко захлопнул переднюю дверь иномарки.
– Поосторожней! – закричала Кира, скривившись от такого беспардонного обращения с ее новой машиной, и снова подумала: «– Странный он какой-то… и подозрительный…» – но, включив зажигание, тут же забыла о существовании
В один прием, развернувшись на узкой дороге, «Ягуар» помчался в Москву, поднимая тучи пыли.
10
Глядя вслед быстро удаляющемуся «Ягуару», Шурик Метелкин понуро стоял посреди дороги и уже не в первый раз за сегодняшний день проклинал Судьбу-злодейку, подсунувшую ему это простенькое на первый взгляд «дело».
Он злился на ужасную жару, от которой одежда и волосы липли к телу; на чужую новенькую машину, рождающую в его душе зависть и ожесточенность против всех богатых и обеспеченных; на рыжую лохматую собаку, до смерти напугавшую его; на русоволосую женщину с глазами гречишного меда, втянувшую его во что-то опасное и криминальное.
А случившееся на дороге происшествие было не просто несчастным случаем – «плавали – знаем!», криминальная подоплека его настолько явно бросалась в глаза, что не заметить уголовную статью, вязким прозрачным облаком, окружавшим пострадавшую женщину, мог разве только дилетант, витающий в облаках и озабоченный собственными проблемами. Например, такой, как хозяйка молочно-белого-перламутрового «Ягуара», за которой Шурик Метелкин следил уже третий день.
Специфика работы ежедневно сталкивала его с правонарушениями, прелюбодеяниями и гражданскими исками, но все это проходило где-то рядом, не затрагивая его чувств, требуя лишь профессионализма и непредвзятости. Проходило где-то там, за «пограничной» чертой, предостерегающей от вмешательства и четко определяющей его обязанности, а сегодня он очутился в центре событий, по ту сторону разграничительной черты и не на шутку испугался. Трагедия с женщиной захватила его врасплох, заставила содрогнуться перед людской жестокостью, голой неприкрытой правдой жизни и почувствовать себя слабым и беззащитным. Жгучее чувство жалости, в первую очередь к самому себе – и куда это он вляпался? – лишило его способности трезво оценивать события.
Он ругал себя за то, что, забыв о профессиональной выдержке, поддался любопытству, выскочил из раскаленной машины в тридцатиградусную жару и, утирая носовым платком катившийся по лицу пот, пошел по дороге… Пошел и, на свою беду, стал не просто наблюдателем, а участником, вернее даже соучастником, какого-то криминального, ну уж точно подсудного «дела». Ибо на месте преступления (Шурик знал это очень хорошо!) трогать ничего нельзя – надо срочно вызывать полицию и отойти в сторону, терпеливо дожидаясь приезда правоохранительных органов, а он трогал, помогал, оставлял следы и даже, дурак, назвал свое имя…
Бело-розовой перламутровой жемчужиной последний раз сверкнул «Ягуар» в лучах полуденного солнца и пропал, растворился среди серого асфальта дороги, будто и не было его вовсе.
Но Шурик Метелкин знал, что «Ягуар» существует, и двигается по направлению к Москве, и что ему его уже не догнать, даже если со всех ног побежать к своей машине и помчаться вдогонку – все равно «Розовая Пантера» для него потеряна безвозвратно. Он проиграл – по крайней мере, сегодня, отыскать ее среди нескольких миллионов городских машин ему уже не удастся.