Публичное одиночество
Шрифт:
Вопрос: А лично Вы знакомы с Акуниным? Говорят, в общении он человек сдержанный?
Сдержанный-пресдержанный.
А какое произведение Вам у него больше всего нравится?
Сейчас с режиссером Филиппом Янковским мы снимаем «Статского советника». Вот этот роман мне больше всего и нравится – он показался самым мускулистым. (I, 104)
(2005)
Интервьюер: Акунина
Как беллетристику, конечно.
Но это занимательно. Это подробно. Это интересно читать. Очень ясные и выпуклые характеры, лихо закрученная интрига, и конечно, это трудно сравнить с тем детективным чтивом, которое мы видим в последнее время. Акунин – все-таки писатель.
То есть лет через сто его, возможно, будут воспринимать более серьезно, чем при жизни, как произошло с Дюма каким-нибудь?
Дюма, мне кажется, как воспринимался, так и воспринимается.
Ну, а Агата Кристи? Она тоже классика, и в своем жанре. Или Конан Дойл… Трудно сказать, что «Шерлок Холмс» – глубинное, серьезное исследование человеческой психологии и жизни. И тем не менее – это классика. И главное, что фигура Шерлока Холмса стала как бы знаковой.
Фандорин, Вы думаете, туда же?
Это уже произошло.
Сегодня Фандорин для читателя уже во многом стал знаковой фигурой.
И экранизации, которые сейчас идут и которые еще впереди, из него, думаю, могут сделать такого комиссара Мегрэ.
Вы ведь с Акуниным придерживаетесь противоположных воззрений на историю. Он западник в классическом, девятнадцативековом понимании.
У нас были с ним по этому поводу какие-то разговоры, разногласия, но они не носили кровавого характера. И, кроме того, я сумел его кое в чем убедить.
Скажем, в финале «Статского советника» Фандорин уходит. Я попытался объяснить Акунину, что если он настоящий офицер, настоящий мужчина, если в нем есть стержень, то для него не может быть таких понятий: ах, я обиделся, я ушел. Он служит. Он должен служить. И когда ему говорит старичок камердинер: «Ну на кого ты нас оставил?», то, мне кажется, несмотря ни на что, он должен вернуться к этому отвратительному человеку и сказать: «Ну что делать, будем служить. Вы на своем месте, я на своем». И это не компромисс. Это не то, чтобы он просто сдался и пошел за сильными. Наоборот, он себя переломил. Сломал, но ради дела. Чтобы не бросить тех людей, за которых он отвечает…
Понимаете, он каждый день имеет дело с тем, с чем людям иметь дело не хочется. Как говорил Иван Ильин (не цитату говорю, а смысл): никогда не жалуйся на время, ибо ты для того и рожден, чтобы сделать его лучше.
Для меня Фандорин по-человечески симпатичнее, и я его больше уважаю, если он возвращается и продолжает служить.
Но это очень странно. Акунин кропотливо, из книги в книгу создавал образ человека, который не хочет
А я и не думаю, что ему надо мешать испытывать моральные неудобства. Он же не принял это. Но как считать: главное, чтобы моей душе было спокойно, или я буду пытаться все-таки, стиснув зубы, что-то улучшить, чтобы более слабые, чем я, не страдали от этих мерзавцев? Ну и потом, Акунин ведь такой человек, если он не соглашается, он не сделает этого. И, видимо, мне все-таки удалось привести какие-то достаточные аргументы. (II, 47)
«АЛЕКСАНДР»
(2005)
Я придумал абсолютно точное определение этому фильму.
Это когда прапорщик прочел четыре страницы учебника по истории, обалдел и решил пересказать их своим солдатам.
Вот на таком уровне снят фильм о Македонском! (III, 6)
АЛЛИЛУЕВА СВЕТЛАНА (2005)
Мне задали вопрос: правда ли, что Светлана Аллилуева, посмотрев мои картины «Обломов» и «Механическое пианино», возвратилась в Россию из эмиграции?
Я на это ответил: да, но ведь вскоре она уехала…
Интересно, что она посмотрела из нашего кино, чтобы опять уехать? (II, 49)
«АЛХИМИК»
(2004)
Вопрос: Я слышал, Вы хотите снимать фильм по книге Коэльо «Алхимик»?
Да, хотел и еще хочу.
Это очень красивая история о поиске Бога. В ней действует мальчик-испанец, но, если бы это я снимал, я бы перевел все это вообще в кавказскую тему.
Может быть, так и сделаю. (I, 104)
АМЕРИКА
(1998)
Разве не демократичная страна Америка?
Но я был потрясен, когда я показал свою картину < «Сибирский цирюльник» > американскому актеру и режиссеру Кевину Костнеру и попросил его высказать свое отношение. Я получил четыре страницы соображений, из которых две страницы – это были дифирамбы, а дальше, по пунктам, предложения, которые, как считал мой американский коллега, были бы интересны для американских зрителей.
Я прочел его замечания – это наше Госкино двадцатилетней давности. (И это самая демократичная страна!) Например: так как ваша героиня намекает на то, что она была раньше проституткой, то было бы неплохо, чтобы она была не американкой. Пусть она будет приехавшей в Америку англичанкой. А американский сержант грубовато обращается со своими юнкерами, было бы неплохо это смягчить. И так далее…
Что это значит? Они что, боятся цензуры?
Нет, но у них есть свои правила, которые они не перешагивают… (VI, 1)