Публичные признания женщины средних лет
Шрифт:
Статья предполагалась об отпуске на Кипре, где мы опять — да-да, несмотря на все клятвы никогда этого не делать — глазели на нудные фольклорные танцы и бродили по развалинам. Температура была близка к температуре за бортом «Шаттла», вошедшего в атмосферу Земли. Посетили мы и купальню Афродиты, где богиня, по слухам, совершала омовения. Не скажу, чтобы от божественной красоты купальни захватывало дух: она завалена мятыми сигаретными пачками и выцветшими банками из-под кока-колы.
Однако хватит об отпуске. Как там дела с багажом? Погрузить осталось всего три сумки, но красная спортивная все там же, под конвейером,
Кто стоит над душой? Я стою над душой? Клевета!
Загадка хилтонского передника
Моя сестра Кейт везла меня в аэропорт Хитроу, а я сидела на соседнем сиденье и вылизывала сценарий. Кейт затормозила перед зданием международного аэропорта, я написала «Конец», сунула ей растрепанную кипу страниц и умчалась ловить рейс на Австралию. При себе у меня была только небольшая сумка, набитая в основном грязной одеждой. Прибыв в отель «Хилтон» в Перте, я первым делом схватила прейскурант прачечной. Его и привожу ниже. Цены в австралийских долларах, но хохотала я не из-за цен.
Платье $13,50
Юбка $ 8,50
Жакет $10,50
Блуза $ 8,00
Брюки $ 8,50
Джинсы $ 8,50
Спорт, костюм $15,50
Передник $ 8,50
Шерстяные вещи $ 8,50
Вы обратили внимание? Передник! Ну какая женщина потащит в пятизвездочный отель фартук? Вообразите картину. Дама подходит к стойке, оформляется, получает ключ. Администратор подзывает носильщика. Тот подхватывает чемодан, ведет гостью к лифту, по дороге они болтают о том о сем. Он распахивает дверь ее номера, дама ахает. Апартаменты роскошны; ванная сияет; полотенца белее снега; мраморная плитка слепит глаза. Носильщик показывает мини-бар, раздвигает стеклянные двери на лоджию. Оценив великолепный вид, клиентка дает носильщику на чай, и тот с поклоном удаляется.
Женщина развешивает в шкафу одежду, принимает душ, вытирается мягчайшим полотенцем и надевает белоснежный халат, обнаруженный за дверью ванной. Смешав себе джин с тоником, она делает несколько международных звонков, наставляет подчиненных, проверяет курсовые колебания на финансовых рынках.
Обсудив сделку на сумму в несколько миллионов иен, она прикидывает, что до первого совещания с застройщиком в Перте остается еще пара часов. Выходит на лоджию и обозревает участок на берегу реки Суон, который намерена купить, чтобы построить изысканный тематический парк.
Сознавая, однако, что вторглась в мужскую вотчину, дама обращает взор на привезенные с собой фартуки. Все шесть хороши, но она выбирает голубенький, с пушистым котенком на кармане. Надев передник, достает из сумки большой пакет с хозяйственными принадлежностями — резиновыми перчатками, полиролью, тряпкой и средством для мытья стекол. Дама принимается драить и без того безупречную комнату. Довольная результатом, швыряет грязный передник в мешок для белья, принимает душ, облачается в деловой костюм, подхватывает кейс и отправляется добывать земельный надел под застройку в Перте.
По пути она забирает у администратора охапку факсов и просматривает их на заднем сиденье взятого напрокат лимузина. Отлично! На севере Англии выставлена на продажу небольшая фабрика передников. Прямо из лимузина дама
— Уверен, вы не пожалеете, мадам. Передник нужен женщине всегда, даже в наши дни победившего феминизма, — говорит мистер Харботтл, поражая собеседницу своей компетентностью в проблеме равенства полов. А ведь поначалу не произвел впечатления знатока.
Водитель лимузина оборачивается и бросает на нее злорадный взгляд:
— Эх, глянул бы я на свою мадам в фартухе, да у раковины! Хрен там! Все на меня свалила, каково, а, Шейла? — И подмигивает мерзко и похотливо.
Дама строгим тоном велит ему смотреть на дорогу и сообщает, что зовут ее не Шейла, а Ева.
Ее классический английский выговор пролетария не пугает.
— Ха! — говорит он. — В бигудях да фартухе все бабье одинаковое!
После удачных переговоров наша дама возвращается в отель, надраивает раковину во втором переднике из своего запаса, после чего отправляет этот неотъемлемый предмет гардероба в мешок для стирки и пишет цифру «2» в графе «Передники».
Эта история, разумеется, вымысел, но прейскурант прачечной в пертском «Хилтоне» — факт. Объяснения просьба присылать на почтовых открытках.
Не идите в писатели
Кто-нибудь объяснит, чем меня манит киноиндустрия? Недавно я в одиннадцатый раз переписала сценарий, отослала его, прождала три недели, а потом услышала в трубке полный энтузиазма голос продюсера А:
— Молодец!
Через три дня, однако, позвонил продюсер Б, уже безо всякого энтузиазма в голосе:
— Надо доработать.
Кому верить, А или Б? Что, если А врет? Или, напротив, Б меня тайно ненавидит? Не светит ли мне переписывать этот сценарий до тех дней, когда палка станет моим непременным спутником, а зубы будут по ночам отдыхать в стакане на тумбочке? Может статься, сиделка в доме престарелых снисходительно спросит:
— И когда мы наконец дождемся фильма, который вы все пишете, миссис Таунсенд?
На том или ином этапе большинство писателей попадают в колею отчаяния. В ней-то я сейчас и застряла. Моя колея — настоящий Большой каньон. Мне чудится, что я работаю на фабрике печенья, от звонка до звонка фасую сливочный «Бурбон» и живу полнокровной жизнью. Интересно, мучаются ли фасовщицы печенья бессонницей от тревоги? Нервничают ли, рисуя в воображении тот миг, когда клиент разорвет пакетик и увидит сливочное печенье «Бурбон» в рифленых гнездах, по соседству с ванильными вафлями и имбирным суфле? Не холодеют ли заранее, страшась таких, к примеру, отзывов: «Ваше сливочное печенье редкая дрянь. Тот, кто его упаковал, — кретин. Я немедленно отправляю жалобу на фабрику!»?
Если с кем из упаковщиков такое и происходит, то наверняка лишь с единицами.
Много лет назад один американский продюсер приглашал меня на полтора месяца в Голливуд. Ему хотелось, чтобы я «впрыснула юмор» в готовый киносценарий. От предложения я отказалась, поэтому сценария не увидела, но до сих пор частенько представляю себе, как, расположившись у бассейна, шприцем впрыскиваю в строки диалога содержимое флакона с этикеткой «Юмор». Тем же, видится мне, заняты другие писатели, только с флаконами «Пафос», «Драматизм» и «Структура».