Публицисты 1860-х годов
Шрифт:
Соколов доказывает эту мысль па примере английского экономиста Джона Стюарта Милля, чья работа «Основания политической экономии» в переводе и с примечаниями Чернышевского вышла в 1865 году на русском языке в свет. Популярность Милля как экономиста и мыслителя в России шестидесятых годов была очень велика. Даже сотрудники возобновленного «Современника» — такие, как Ю. Жуковский, А Пыпин, — воспринимали Милля некритически, не понимая истинных причин, которые заставили Чернышевского взяться за перевод сочинения Милля. Чернышевский обратился к Миллю не ради пропаганды его экономических взглядов, — перевод и комментарий «Оснований политической экономии» служили Чернышевскому для популяризации его собственной экономической теории трудящихся. В своих примечаниях к работе Милля Чернышевский дал глубокую критику буржуазной политэкономии.
В своей критике Милля Соколов идет во многом от Чернышевского, но отнюдь не на теоретическом уровне Чернышевского. Он расправляется с Миллем с той залихватской резкостью, которая вообще отличала статьи Соколова. По мнению
Соколов ставит Милля в ряд с вульгарными экономистами — апологетами буржуазного строя, что уже само по себе л высшей степени несправедливо. В крайностях оценки Милля Соколов разошелся с Чернышевским, который, не принимая буржуазной направленности «Оснований политической экономии», писал тем не менее, что «книга Милля признается всеми экономистами за лучшее, самое верное и глубокомысленное изложение теории, основанной Адамом Смитом».
Как видите, взгляд на Милля Чернышевского далеко не совпадал с той разносной и по-прудоновски вульгарной критикой, которую учинил Соколов. По воспоминаниям Н. Русанова, который хорошо знал Соколова в эмиграции, именно эту-то «ругательную критику Милля и приносил Соколов Чернышевскому под заглавием «О банкротстве политической экономии». Неудивительно, что Чернышевский возвратил статью автору, «посоветовав Соколову заниматься вообще публицистикой, а не политической экономией».
Критика Милля была последней журнальной работой Соколова, появившейся в «Русском слове». В том расколе, который произошел осенью 1865 года в редакции «Русского слова» и завершился выходом из журнала Зайцева и Соколова, инициатива принадлежала именно Соколову, решившему «сделать стачку» против Благосветлова. В своих показаниях в комиссии Муравьева Соколов так рассказывает об этом эпизоде: «…По приезде в Петербург (из-за границы в 1865 году. Ф. К.)занимался одно время делами редакции «Русского слова», имел случай часто видеться с гг. Благовещенским, Зайцевым, навещал Писаревых; все отношения мои к ним заключались в том, что я старался убедить их разорвать связи и дружбу с г. Благосветловым, который лицемерил и вызвал, наконец, меня и г. Зайцева на открытый разрыв и печатную полемику… Что касается до выражения «я старался убедить их, т. е. В. Зайцева, Благовещенского и Писарева, прервать отношения с Благосветловым», то разъясняется это выражение тем, что, печатно отказываясь от участия в «Русском слове», я выставил на вид торжественное обещание г. Благосветлова произвести журнальную реформу, обещание, которое он дал уже давно, а потом не исполнил…». Суть «журнальной реформы», которой требовал Соколов, сводилась прежде всего к тому, чтобы Благосветлов отказался от прав издателя — собственника журнала и объявил его «собственностью подписчиков». Соколов решил на практике провести в жизнь обуревавшие его социалистические, а точнее — прудонистские идеи и реформировать журнал так, чтобы издание — избави боже! — не давало прибыли: издержки на издание журнала и общая сумма, получаемая от подписки, должны быть равны, в чем читатели могут удовлетвориться благодаря публикуемым на страницах журнала ежемесячным финансовым отчетам. Эта реформа была направлена не столько против личности Благосветлова и его какого-то «особого» эксплуататорства, как принято считать, сколько против самого принципа ведения журнального дела в условиях частнопредпринимательского общества. Поскольку все журналы — в том числе «Русское слово» и «Современник» — велись на общих для того времени принципах предпринимательства, Соколов не только Благосветлова, но и Некрасова объявил эксплуататором и требовал от них «пустяка»: чтобы они вели свои журналы на принципиально новых, так сказать, социалистических основаниях. Он поставил Благосветлову ультиматум: реформа или разрыв. Ультиматум этот был опубликован п ноябрьской книжке «Русского слова» за 1865 год. Поскольку Благосветлов ультиматум не принял, Соколов и Зайцев из журнала ушли. Писарев, вначале присоединившийся к ним, остался.
Раскол этот, вызванный формально требованием Соколова произвести экономическую реформу, имел под собой и более глубокие причины, о которых мы говорили выше (см. очерк о Благосветлове).
Вскоре после ухода из журнала Соколов был арестован. Причиной ареста послужило «знакомство и сношения его с коллежским секретарем Ножиным, уже умершим, который принадлежал к кружку лиц, известных под названием нигилистов, и подозревался в преступных сношениях с бывшим домашним учителем Худяковым, осужденным по приговору Верховного уголовного суда к лишению прав состояния и ссылке в Сибирь на поселение». 11 июля 1866 года Соколов «по необнаружению… каких-либо данных, по коим бы можно было подвергнуть его судебному преследованию», был освобожден из-под ареста с учреждением за ним полицейского надзора.
В «Автобиографии» Соколов, говоря о своем первом аресте, делает пометку: «Тут надо рассказать, как Муравьев напечатал о Ножине: «Основатели ада и руководители Каракозова». К счастью, Ножин умер 3 апреля в Марьинской больнице от тифа. Тем не менее Зайцева, Курочкина, Орлова, Соколова, друзей Ножина, арестовали». Это «к счастью» в данном контексте весьма примечательно. В сноске Соколов особо подчеркивает: «Пусть он расскажет это время до 18 апреля» — речь идет о первых двух педелях после выстрела Каракозова. После примечания Соколова редакция «Свободы», где печаталась первая часть «Автобиографии», пишет: «В следующем
На допросах, естественно, Соколов отрицал какую бы то ни было нелегальную основу своих взаимоотношений с Ножиным и его кружком. «Что касается до сношений моих с Ножиным, — показывал он, — то они ограничивались делами по переводу разных книг, из коих некоторые уже напечатаны».
Для издательского дела, затеянного Зайцевым, Ножиным, Сулиным и другими, Соколов переводил, в частности, произведения любимого им Прудона. «Отщепенцы», по первоначальному намерению, также были не чем иным, как переводом одноименного сочинения Жюля Валлеса французского публициста-революционера, впоследствии участника Парижской коммуны, уехавшего после ее разгрома в эмиграцию. Его «Отщепенцы» изображали людей, живущих вне общества и враждебных ему, — непризнанных поэтов, ученых, неудачников-изобретателей. Но это не люди «богемы», а будущие «инсургенты», протестанты, готовые с оружием в руках бороться с несправедливостью общества. Неудивительно, что эта книга, вышедшая во Франции в 1865 году, привлекла внимание Соколова. «Случайно сидя у Доминика, — рассказывает Соколов в «Автобиографии», — прочел он газету «La Presses Эмиля-де-Жирардена о Жюле Валлесе и его книге «Les refractaires». Вышел из Cafe, купил эту книгу и помчался к Зайцеву. Тотчас же отправил Ножина в «Петербургские ведомости» для напечатания объявления: «Печатаются и выйдут на днях «Отщепенцы» — под редакцией Н. Соколова. Валлес оказался плох, из него годились только первые страницы, а остальные сам придумал. В пять недель книга была готова, писалась и печаталась одновременно. Типография Головина была в двух шагах. 4 апреля 1866 года он принес книгу в цензурный комитет в 9 часов утра, а в 11 Каракозов выстрелил. Общий перепуг. 5 апреля Трепов захватил все издание».
Имеются сведения, что Соколов писал «Отщепенцев» в соавторстве с Варфоломеем Зайцевым. Об этом пишет, в частности, друг Бакунина, Зайцева и Соколова анархист Гильом в 3-м томе своей книги «Интернационал». А. Ефимов, автор единственной статьи о Соколове, опубликованной в 11-12-м номерах журнала «Каторга и ссылка» за 1931 год, сообщает о своей беседе с бакунистом М. П. Сажиным (Арманом Россом), еще жившим в ту пору, который в эмиграции был дружен с Зайцевым и с Соколовым. Сажин подтверждал свидетельство Гильома: «Соколов и Зайцев говорили ему о том, что «Отщепенцев» писали они двое, Зайцев первую часть, а Соколов — вторую».
Б. П. Козьмин в своей статье «Н. В. Соколов. Его жизнь и литературная деятельность» сообщает, что он также обращался к М. П. Сажину с вопросом об авторстве «Отщепенцев», и приводит следующий его ответ: «Отвечаю на Ваш вопрос об авторстве книги «Отщепенцы».
1) В разное время (в 70-х годах) лично слышал от Н. В. Соколова и В. Ал. Зайцева, что они оба писали (подчеркнуто М. П. Сажиным. — Ф. К.) книгу «Отщепенцы», причем первую половину (приблизительно) писал Зайцев, а вторую Соколов.
2) Инициатором написания книги был Соколов. Книга была отпечатана при новом законе о цензуре (уничтожена предварительная цензура). Оба автора допускали случай задержания книжки цензурою и даже ее судебное преследование при ее выходе, поэтому было условлено, что Соколов берет на себя всю ответственность, поэтому он, Соколов, заявил себя автором «Отщепенцев» официально перед цензурою.
Вот все, что сохранилось у меня в памяти до сих пор по этому делу».
Б. П. Козьмин считает, что после такого авторитетного свидетельства М. П. Сажина вряд ли могут быть какие-либо сомнения относительно того, что Зайцев действительно был одним из авторов «Отщепенцев», причем очевидно, что ему принадлежит первая часть работы — «Историческое отщепенство». Это вполне объяснимо тем глубоким интересом к истории и отличным знанием ее, которые были характерны для Зайцева. Вторая же часть работы — «Современное отщепенство», где речь идет в основном о Фурье и Прудоне, написана Соколовым. Соколов, по-видимому, взял авторство целиком на себя потому, что был одиноким человеком, а на плечах Зайцева лежала забота о большой семье. В истории же русской публицистической мысли и русского освободительного движения утвердилось мнение, что Соколов был единственным автором «Отщепенцев», этой популярнейшей книги среди молодежи семидесятых годов. Книга его в конце концов дошла до читателя…
Правда, двухтысячный тираж ее был арестован петербургским градоначальником еще в типографии. Но, как сообщалось в одном из агентурных донесений III отделения, «известная книга Н. Соколова «Отщепенцы» подвергнута аресту далеко не с тою тщательностью, какой требовало дело. Теперь получено сведение, что не опечатанные полицею листы попали в руки студентов университета и технологов; много их уже переписано и в таком виде ходит по рукам между юношами. Вскоре в судебной палате будет слушаться дело об этом сочинении и почти вся молодежь собирается туда».