Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1
Шрифт:
– Где атаман, – спрашивал Иловайский, – жив ли он, будет ли содержаться в крепости или его куда-нибудь повезут?
Не получив никакого ответа на свои вопросы, казаки погарцевали возле крепости, а затем уехали домой.
– Ночью, – кричали они, уходя, – всем войском придем выручать своего атамана!
Обещание это не было, однако же, исполнено, и Ефремов тотчас был отправлен в Петербург, где и предан суду.
«Войсковой атаман Степан Ефремов, – писала Екатерина войску Донскому [189] , – учинил себя ослушным воли и повеления нашего. Того ради лейб-гвардии нашей капитан-поручик Ржевский арестовал его по именному высочайшему нашему указу. Сей же императорской грамотой объявляем всему нашему Донскому войску, что мы
189
В грамоте от 6 декабря 1772 г. // Архив канцелярии военного министерства, высочайшие повеления, кн. № 65.
По получении этой грамоты войско донесло, что оно всегда находилось и находится в повиновении монаршей воли и просило помиловать Иловайского и его сообщников. Императрица простила их, «но притом надеемся, – писала она [190] , – что они, раскаявшись в своей продерзости, потщатся, согласно с войсковым засвидетельствованием, усугубить ревность свою к службе нашей и отечества и заслужить достодолжным повиновением и добрыми своими делами столь важную вину свою. К сему войско может подать им скорый случай, отправя всех их без очереди к армиям нашим».
190
В грамоте войску Донскому от 25 января 1773 г. // Архив канцелярии военного министерства, высочайшие повеления, кн. № 67.
Казаки просили помиловать их и в этом, и императрица разрешила «производимую ими ныне службу заменить в надлежащую очередь» [191] .
Дело же атамана Ефремова тянулось весьма долго, и, кроме обвинений, взведенных на него Кирсановым и Юдиным, атаман оказался виновным в том, что, расходуя войсковые суммы на собственные нужды, он сжег приходо-расходные книги за три года; что при командировке казаков брал взятки и отпускал в домы, а неимущих наряжал на службу и что, наконец, за производство в чин старшины атаман брал по 200 и 300 руб.
191
Записка Чернышева Военной коллегии 15 сентября 1773 г. // Там же.
За все эти преступления Ефремов был приговорен к повешению, но императрица заменила эту казнь вечной ссылкой в Пернов.
Необходимо припомнить, что главнейшая деятельность Ефремова по возмущению казаков и уверению, что правительство намерено ввести регулярство, происходила именно в то время, когда волновались яицкие казаки, а среди волгских казаков появился в лице Богомолова император Петр III. Весть о таком появлении заинтересовала многих и в особенности приписанного к Пятиизбянской станице малороссиянина Степана Певчего (он же Сигин), и он обратился с расспросами к Семенову, который ложно сказал ему, что был у колодника, видел его и подал милостыню. Тогда Певчий решился отправиться сам в Царицын, чтобы посмотреть на заключенного и убедиться, простой он человек или знатный, как ходили о нем слухи.
– Не от Денисова ли прислан гостинец? – спросил Богомолов.
– Нет, не от Денисова, а сам от себя, – отвечал Певчий.
Опасаясь, что скоро явится обход, караульные просили Певчего уйти.
– Надобно мне с тобой переговорить, – сказал самозванец, прощаясь, – и для того побывай у меня еще раз.
Певчий вышел и на базаре, часу в четвертом пополудни, встретился с донским казаком Иваном Семенниковым.
– Ты Степан Певчий? – спросил он.
– Я.
– Требует тебя государь Петр Федорович.
Певчий оробел, но все-таки отправился вместе с Семенниковым.
– Когда в станицу поедешь? – спросил Богомолов.
– Сегодня.
– Поклонись полковнику Илье Денисову и скажи, чтобы как можно непременно сам ко мне приехал, а если не будет, то сверх трех имеющихся у него портретов пожалую ему четвертый с хвостом. Поклонись Пятиизбянской станице да скажи станичному атаману, старикам и всем казакам, чтоб они, буде можно, дали бы мне в помощь казаков, человек до ста. Если же ты всего этого не исполнишь, а дело совершится, то на свете тебе не быть [192] .
192
Впоследствии Богомолов показывал, что «в бытность у него Певчего наказывал полковнику Денисову с угрозами, чтобы к нему, самозванцу, он побывал, не имея на то надежды, а только надежен был, что в простом народе сие разгласится, а паче желал тому разглашению больше быть на Дону, где казак Семенников обещал подговорить казаков на его сторону».
После такого наставления Семенников просил, чтобы самозванец для большего уверения Певчего, а через него и других, показал ему свои царские знаки. Богомолов открыл грудь, и Певчий увидел на теле беловатого вида крест.
– Точно такой же имею я, – прибавил Богомолов, – на лбу и на плечах, – но Певчему их не показал.
Певчий был окончательно убежден и не сомневался более в том, что колодник – истинный государь Петр Федорович.
– Поедешь ли ты к армии за меня хлопотать? – спросил Богомолов.
– Я к казацкой службе непривычен, – отвечал Певчий.
– Я готов, государь, вам служить, – сказал Иван Семенников, – поеду к армии и сыщу себе товарища.
– Нет у меня такого верного слуги, – заметил на это Богомолов, – как Иван Семенников.
Собеседники распрощались и вышли из караульного дома.
– Смотри, – говорил Семенников Певчему, – приказ государя непременно объяви полковнику Илье Денисову. Я у него уже два раза был тайно, – прибавил Семенников ложно.
Прибыв в Пятиизбянскую станицу, Певчий прежде всего повидался со слугой полковника Денисова, Андреем Семеновым.
– Нет ли каких вестей в Царицыне? – спросил Семенов, увидав Певчего.
– К твоему господину есть приказ для объявления, – отвечал Певчий и просил доложить.
Денисов не только не согласился принять Певчего, но не приказал даже пускать его к себе на двор.
Тогда Певчий отправился к станичному атаману Слепову и в присутствии нескольких старшин и казаков передал поклон самозванца и просил оказать ему помощь.
– Без повеления войска помощи ему оказать не можно, – отвечали собравшиеся, но приговорили послать ему один рубль на милостыню.
Получив этот рубль, Певчий вторично отправился в Царицын, где Богомолов успел приобрести столь значительное влияние на караульных, что, не стесняясь ими, явно переговаривался со своими сообщниками о побеге. Особенно часто посещал его казак Иван Семенников, к которому все так привыкли, что 18 июня он прямо обратился к капралу Васильеву с вопросом: невозможно ли самозванца каким-нибудь случаем из-под караула украсть? Такой вопрос озадачил Васильева, и он, опасаясь ответственности, вытолкал вон Семенникова, но Богомолов остался недоволен таким поступком и просил Васильева на будущее время с приходящими к нему доброжелателями так сурово не поступать.