Пугачев Победитель

Первухин Михаил Константинович

еную опасается. Да и его генералы да адмиралы из

пивших крепостных да казаков — таковы же Зверье ' гопное. И сейчас уже, только что добравшись до и л дети, друг дружке в горлянку зубами вцепляются, ('лучись что, сейчас голову потеряют и кто куда наутек. Только те до конца и останутся, кому, как Хлопуше, да его варнакам, да палачам добровольным, плахи не миновать и деваться некуда. Весь вопрос в том, сколько времени сия собачья свадьба продлится. Вот первое Смутное время, кажись, лет пятнадцать тянулось Может, и наш пир на весь мир растянется. Только едва ли. Надо полагать, в три, много в четыре года сгорит вся Россия дочиста, а тогда колесо обрат но повернет. И будет снова царь. Только не навозный царь, из грязи выползший, а настоящий,

крепкий. И уляжется надолго смута, пойдет на дно вся поднятая пугачевцами муть, слизь вонючая.

Да и мой-то Емельян Иваныч сам не столь прочен: девки из него все соки вытянули, сивуха ему все нут!>о выжгла. Середка сгнила, оболочка только держится. Вон, раздувать его начало. Руки ходуном ходят, ноги трясутся. Только на коне и на человека похож — при вычка сказывается... А ежели хватит его кондрашка, тут такая томаша опять заварится, что разлюли малина1 Счастлив будет, кому ноги унести удастся

Может быть и даже наверное, будут тогда и новые «Петры Федорычи» выскакивать, как дождевые пузыри на лужах. Как это было после смерти От репьева Гришки. Но это товар гнилой. Будут друг дружку загрызать без толку. Первый всегда покруп нее бывает, последний — помельче. Не такие клы кастые.

Вот, значит, и надо к этому готовиться. Но как?»

Не нужно было обладать особой наблюдательностью, чтобы подметить общее явление: все сплошь новоявленные «анпираторские сановники» тоже держались такого же мнения о непрочности установив шегося порядка, не верили в возможность для Пугаче ва продержаться долго на царском троне, и каждый, как умел, «готовился» по-своему на случай возможной» падения «анпиратора». Люди поделовитее, позапаслп вее, попредприимчивее торопились поскорее набит, мошну и, едва представлялась первая удобная оказии, или улизнуть подальше. Утекали в Сибирь, где

i n ни ico спрятаться в непроходимых дебрях, убегали и Персию, в Турцию, в Польшу. Другие, боясь переби- ра 11 . I па чужбину, довольствовались тем, что хорони- |н награбленное у дворян и купцов добро в лесах, ' Читали драгоценные вещи на огородах и даже на | I чдбищах. Третьи торопились попользоваться жиз- 1и.ю, не задумываясь над будущим: пили без просыпу, 1>а шратничали, бесновались, самодурствовали — и гиб- III от собственной невоздержанности сотнями каждый день.

Сем Минеев, обладавший известным образованием, «II товился» по способу первых: набивал, как мог, свою мшпну и потихоньку скупал драгоценные камни, за- II in нал их в широкий замшевый пояс, который он Носил на себе, под кольчугой. Рассчитывал, если толь- ко удастся уцелеть, найти случай сбежать и сбежать именно в Пруссию, где ему пришлось побывать в кон- И' Семилетней войны под начальством Фермора и где жизнь, так хорошо налаженная, пришлась ему тог- да по душе. «Проберусь к немцам, куплю где-нибудь мызу, женюсь на немке,— они, немки, хорошие хозяйки да и жены неплохие, не то, что наши кувалды. 1аведу хозяйство, буду век доживать на покое!» — мечтал он.

321

Иногда в свободные от службы часы Минеев подходил к стенному зеркалу, долго рассматривал себя, что-то соображая, потом сокрушенно мотал головой и (юрмотал: «Эх, и наградил же меня господь такой рожей! Очень уж приметная, харя проклятая. Ну, |||)ови, конечно, вычернить можно, усы и бороду— юже, либо сбрить. Да намного ли изменишься? Глаза— к н к две пуговицы оловянные. Нос луковицей. Шея как v бугая- Однако духа терять не следует. Авось, бог даст, черт поможет, ты, Борька, еще и выкрутишься. Надо только не зевать, не пропустить время удобное. Л там — ноги в зубы, хвост по ветру — жарь во все юпатки. Лишь бы вырваться да успеть первые сто

I I Пугачев-победительверст проскочить, а там — ищи ветра в поле, крота под землей».

В устроенном 25 декабря в кремлевском дворце пиршестве Минеев принял участие наряду с другими «сановниками», но, пользуясь удобным предлогом необходимости проверять караулы, умело избежал опьянения. Ему приходилось несколько

раз показываться в залах, где шла дикая попойка, но он упорно уклонялся от приятелей, лезших к нему с приглашением выпить, и за весь длинный зимний вечер выпил только несколько стаканов вина и то по требованию приставшего к нему с ножом к горлу «анпиратора». Когда пиршество кончилось, и Минеев получил возможность удалиться на отдых в свою квартиру, он был почти трезв. Потребовал от заведывавшего его несложным хозяйством старика-денщика кислой капусты и квасу, отшибает хмель. Потом выкурил две или три трубки, отпустил денщика спать, запер за ним двери, но сам не сразу улегся: сначала вдоволь налюбовался полученной сегодня от «анпиратора» бриллиантовой звездой да купленной за сущий грош у раскутившегося варнака старинной турецкой саблей с бирюзой и рубинами на эфесе и тщательно обследовал найденную одним из камер-лакеев золотую с эмалью и алмазным шифром покойной императрицы табакерку, за которую он, Минеев, дал лакею червонец и пообещал дать еще сто плетей, если тот проболтается о сделке. Мысленно оценил свои сегодняшние приобретения: никак не меньше, чем на тысячу рублей золотом.

Сообразил, кому из нахлынувших неведомо откуда в Москву скупщиков—жидов и армян продать табакерку и как, когда выковырять из звезды камни. Все это привело его в хорошее настроение, и он даже замурлыкал какую-то песенку. Но едва он лег и согрелся под теплым старинного тяжелого атласа одеялом на мягком пуховике двуспальной кровати, как откуда-то приползла злая тревога и принялась сосать сердце.

Он лежал, вытянувшись во весь рост на спине, |i инокив руки под голову и думал. Мерещилось дале- | д(!тство, прошедшее в маленьком родовом имении и . I in сонной Костромы, годы, проведенные в Шляхет- йИпм корпусе, выход на службу в армию, участие в ii" <>де на Пруссию. Вспоминались полковые товарищи н их судьба. Многие ли из них уцелели? Ой, немногие! i -iiiiB то страшная была, по всей России озверелая •н |niii, руководимая вырвавшейся из тюрем сволотой, ценилась за офицерами, как за волками, и избивала

а ммм зверским образом. Вон, в той же самой Казани |нн юрзали в храме Казанского Девичьего монастыря V г питого алтаря дряхлого стодесятилетнего генерал- майора Кудрявцева. «А я, вот, уцелел! Да не только

г hi им* го уцелел, но и в генерал-аншефы выскочил. г, еще и в фельдмаршалы продерусь! — мелькнули I чмодовольная мысль.—Опять же судьба оказалась 1«ц мно отменно благосклонной и в другом отношении: ii.ii мчи и десятки тысяч людей последнего достояния /нппились, а я в одном замшевом поясе самоцветных I. им ушков тысяч на тридцать, если не на сорок, гиснаю. Да и золотца припас: без малого пудик ни'» | ит. Не так уж трудно будет при побеге увезти г | "Пой. При побеге...»

Опять мысль закружилась вокруг того же невидимою стержня, засевшего занозой в голове Минеева ни' с первых дней пребывания в стане «анпиратора».

«Другие же бегут и ничего, удается! — думал он, — Неужто я у бога теленка украл? Не

у ин- других. Мозга и у меня шевелится™ Обдумать liiiii.Ku надо все получше. Вон, военная коллегия каж- ч" in цепь посылает на границу, к Смоленску, офицеров И чиновников по продовольственной части. Получают

С

кумонты и едут — «по казенной надобности». Можно и I и смастерить такие документы: штука не вели- М Кто их проверять будет? А то подослать верных

И. украсть у кого-нибудь либо отнять. Тут тебе

си ни лтничать да щепетильничать не приходится.

На коне не усидишь, так не токмо что с седла слетишь, а чего доброго, и на острый кол сядешь...»

И опять тоска змеей впилась в сердце пугачевского любимца. Из полумглы выплыл в волнах желтого с красниной тумана образ смертельного врага Минеева, страшного Хлопуши.

Закривлялась, заухмылялась проклятая безносая рожа. Стали подмигивать круглые, как у совы, глаза.

Бежать к полячишкам альбо к немцам собира- есся, присходительство?—загундосил варнак.