Пули отливают из ненависти
Шрифт:
Но только гаишник выглядел таким мирным, неопасным… Возьмет свою «заслуженную» «пятихатку» да и отпустит с богом. И расслабился Кабан. А когда автомобиль остановился и из-за ближайших машин к нему рванулись пятнистые фигуры, было уже поздно что-то делать…
Не знал Кабан – да, собственно, и знать не мог, – что подобранный им лох Игорь Ляхневский уже второй день находится под контролем службы наружного наблюдения как подозреваемый в убийстве. И в настоящий момент, сидя на «шконаре» камеры в изоляторе временного содержания УВД города, Паша безуспешно пытался понять, где же
Впрочем, душевные терзания домушника Игоря мало занимали. Так же, как и он сам. Оперативник считал, что ему повезло – подозреваемый Ляхневский будет приземлен в тюрьму за совершение другого преступления. То есть с ним можно будет работать спокойно, не спеша – никуда он из тюремной камеры не денется… Так же, как и с подводной лодки.
…Леший, услыхав столь лестную для себя характеристику, несколько приосанился. И на физиономии появилось почти что глубокомысленное выражение, которое никоим образом не подходило к его перманентной небритости и повышенной лохматости.
– Вот и я говорю, – задумчиво заявил он. – При чем тут прокуратура? Они там кражами не занимаются, у них другие дела.
– Верно мыслишь, Леший! – охотно согласился с ним Игорь. – Уж прокуратура точно ерундой не занимается! – И добавил многозначительно: – Так же, как и я, собственно…
Намек был настолько прозрачен, что даже Леший, в мозгу которого благодаря дешевому спирту уже полным ходом шли необратимые изменения, въехал в тему. И задал прогнозируемый вопрос:
– А ты, командир, кто будешь?
– Ну, вот… Ты же мне не дал толком представиться, адвоката потребовал… – почти ласково попенял Игорь собеседнику. – Ладно. Пройдемся по второму кругу. Зовут меня Игорь Николаевич. Я – старший оперуполномоченный по особо важным делам. Второе отделение…
– По особо ва-ажным делам… – Леший был явно заинтригован.
На номер отделения он просто не обратил внимания. А зря… В системе уголовного розыска «двойкой» традиционно обозначались подразделения, которые – с легкой руки питерского полицейского-литератора – в массах любовно называли убойными отделами.
– Да-да! – с готовностью подтвердил Игорь. – И как ты думаешь, о чем мы с тобой будем разговаривать?
– Да я не знаю… – Леший уже забыл о своем намерении говорить только в присутствии адвоката. Игорю удалось раскачать крадуна, втянуть его в процесс общения…
– Тогда для начала ответь на парочку вопросов, – предложил оперативник. Его собеседник ничего на это не сказал – только вздохнул тяжело да глаза отвел.
Воспринимая это как знак согласия, Михайлов продолжил:
– Вопрос первый – знаком ли тебе господин Вершинин Анатолий Олегович?
– Кто? – недовольно скривился Леший. Ерунда какая-то! Названные оперативником имя и фамилия ему ни о чем не говорили. Вообще в тех кругах, где вращался задержанный, в ходу больше были клички, «погремухи». Спроси гражданин начальник что-нибудь про Пузыря или Рыжего – тут бы Лешему было что сказать. А Вершинин… Да еще Анатолий Олегович… Какой-то «левый» тип. – Не знаю я такого, командир. И вообще первый раз слышу!
– Ой ли? – насмешливо прищурился Игорь. – Так уж и в первый раз? А вот свидетели
При упоминании о сестре Леший нахмурился, всем своим видом выражая недовольство. Громко шмыгнув носом, заявил:
– Короче, командир! Если тебе есть что конкретно мне предъявить – давай! А сестру – не трожь! Она к моим делам – никаким боком…
– А ты? – быстро спросил оперативник.
– Что – я? – не понял Леший.
– Ты – к делам сестры? – Игорь чувствовал, как растет напряжение в кабинете. – Ты к ее делам никакого отношения не имеешь?
Леший помолчал, потом, тряхнув кудлатой, давно не знавшей расчески, головой, отчаянно спросил:
– Я не пойму, командир, куда ты гнешь?! Какой-то гнилой базар получается…
– А по-моему, очень даже неплохой! – усмехнулся Игорь. Он медленно, но уверенно добивался желаемого – вывести объект из состояния душевного равновесия. – Значит, говоришь, Вершинина ты не знаешь?
– Не знаю! – упрямо закусил губу Леший.
– Папаньку собственного племянника – и не знаешь?! – делано удивился оперативник.
– А-а-а! – На лице Лешего проявилось что-то, похожее на выражение понимания, которое тут же сменилось брезгливой гримасой: – Так ты об этом козле! Что, заявку накатал, шакал?! Мало я ему тогда…
– Значит, ты не отрицаешь, что между вами произошел конфликт? – Игорь вставил свой вопрос как бы между прочим… Хотя на самом деле именно с него и начиналась основная работа.
– Было дело, – очень даже охотно согласился Леший. Сейчас он чувствовал себя почти героем. А как же, вступился за честь сестры! Не думал, что это чмо заявку накатает! Вот ты сам подумай, командир…
Тон его стал немного доверительным – чуть понизив голос и подавшись немного вперед, склонившись к столу, он как бы приглашал сидящего напротив него оперативника к откровенному мужскому разговору. Для начала – о проблемах воспитания глупых младших сестер… Но такой разговор в планы Михайлова никоим образом не вписывался. Поэтому он перебил Лешего, многозначительно произнеся:
– Да не писал он ничего. Мертвые – они ведь не только не потеют. Они еще и писать не могут…
Жулик дернулся, как от удара. В глазах поселилась тревога.
– Я не понял! – О какой-то доверительности в разговоре речи уже не шло. – Ты о чем, командир?!
– О птичках, – бросил Игорь первое, что пришло в голову.
– О каких еще птичках?!..
А вот теперь Леший нервничал уже всерьез. Он все еще не понимал, куда идет этот странный, маловразумительный разговор. За свою не особо длинную и небогатую на события жизнь он успел уяснить – полицейский не должен подкидывать ему загадки. Полицейский должен бить его ногами в живот, добиваясь признания во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. Вплоть до убийства не нашего президента Кеннеди. А этот ведет себя странно, можно было бы сказать – если бы, конечно, Леший знал это слово – нетипично для обычного полицейского. И непонятно, чего он добивается своими разговорами. Ну, а неизвестность, как водится, всегда страшит.