Пулковский меридиан
Шрифт:
Иногда, когда налетал южный ветер, стрельба слышалась яснее, и по временам среди ее раскатов струи воздуха доносили до Вовиного слуха что-то вроде дальнего стона: это части шли в атаки и контратаки, это люди неистово кричали «ура», бросаясь к окопам противника.
В конце концов линия фронта закрепилась вдоль самого Волхонского шоссе.
Двадцатого числа дым от пожаров заклубился и влево, над парками Детского Села. Части белой дивизии Ветренки (им уже семнадцатого был отдан приказ, взяв Тосно, перерезать Николаевскую дорогу) овладели бывшей царской резиденцией. Белые ворвались в Детское, разлились
Двадцатого к вечеру наскоро исправленная Детско-сельская радиостанция оповестила весь зарубежный мир, что он — накануне великих событий. Над рабочим Питером занесен меч. Завтра или послезавтра в грохоте, в пальбе он опустится. Рекой хлынет кровь…
Двадцатого днем сотни хорошо одетых, торжествующих людей в мягких фетровых шляпах, в котелках, в теплых меховых шапках спорили в Гатчине, в Ямбурге за места в поездах, которые должны быть завтра отправлены к белому Санкт-Петербургу. Они кричали, жестикулировали, возмущались. Они платили бешеные деньги проводникам вагонов, носильщикам: у них были огромные чемоданы, набитые материей, сахаром, консервами, вином. Ведь в Питере — голод. Первый, кто привезет туда продукты, обувь, одежду, — сорвет сумасшедшую прибыль. Каждый хотел ее сорвать.
Двадцатого днем по улицам Петрограда все еще двигались туда и сюда небольшие отряды вооруженных рабочих. Эти не способны были к фронтовой службе, но дело им нашлось тут, на месте. Старики, женщины, подростки шли в ногу, пошатываясь порой от голода и напряжения, но старательно выдерживая шаг. Они занимали назначенные им места в бесчисленных крепостцах и редутах, за дровяными баррикадами, позади парапетов набережных.
Кое-где еще рыли землю, громоздили насыпи, натягивали проволоку. Всюду, оглядывая каждый двор, кидая тревожные взоры на окна домов, ходили патрули — матросы, рабочие, красноармейцы. Говорили о только что открытом заговоре. Хотя над окраинами с утра, понапрасну бросая листовки, кружил прилетевший с залива белый самолет, на углах улиц, в заводских дворах и цехах, в коридорах казарм и учебных заведений — всюду люди, сдвигая брови, читали еще и еще раз все те же скупые, горячие ленинские строки: «Товарищи! Решается судьба Петрограда! …Бейтесь до последней капли крови, товарищи… победа будет за нами!»
Одни стояли так и читали, а другие в это время встречались на площадках неметеных, холодных лестниц, тихонько проникали в соседские квартиры, недоверчиво озираясь, засматривали друг другу в глаза, ожидая новостей, слухов.
— Георгий Ардальонович, тысячи извинений… у вас не сохранилась ли случайно, э-э-э, бритва?
— Бритва? Представьте себе, кажется, еще есть… Правда, не золинген, но… А позвольте полюбопытствовать, — хе, хе, хе! — что же это вас вдруг потянуло бриться?..
— Да ведь, Георгий Ардальонович, ей-богу, мы все слишком опустились, распоясались тут, в этой… Совдепии. Ведь свежий-то человек, культурный — испугается, увидев такие
— Позвольте, позвольте… А вы что? Слыхали что-нибудь новое? Где они?
— Тс-с-с! Ради бога! В Шушарах!
В 23 часа и 10 минут, ночью с двадцатого на двадцать первое, в экспедицию штарма и в его почтово-телеграфную часть поступил только что подписанный командованием приказ. Впервые за последнюю неделю в нем появились слова: «решительное наступление».
«Противник, — так начиналась директива обновленного командования Седьмой армии, — сгруппировал большую часть своих сил между Варшавской и Московско-Виндавской железными дорогами, оттеснил части 2-й стрелковой дивизии от Детского Села и Павловска.
Завтра, двадцать первого октября, приказываю: перейти в решительное наступление на фронте 6-й и 2-й стрелковых дивизий и Коллино-Тосненской группы войск.
6-й стрелковой дивизии атаковать противника на фронте Разбегай, Новоселье, Константиновка с целью выхода на Ропша, Красное Село.
2-й стрелковой дивизии упорно оборонять позицию Туйпо — Шушары…»
(Это значило, между прочим, упорно оборонять и Пулковский парк, его обсерваторию, прилегающие к ним селения и тылы, с астрономом Петром Гамалеем и его внуком Вовкою в частности.)
«…Колпино-Тосненской группе… атаковать противника на фронте Детское Село, Вангамыза, полустанок Владимирская с целью выхода на линию Красное Село — Гатчина…
Начальнику внутренней обороны Петрограда привести в полную готовность оборону города к 1 часу 21 октября.
Начальнику морских сил изготовить Балтийский флот…» (тот самый, который Зиновьев еще в мае предлагал «с красными флагами на мачтах» затопить в заливе) «…для поддержки 6-й стрелковой дивизии огнем флота.
Начальнику воздушной обороны Петрограда…» (теперь это был уже не Лишин!) «…выслать воздушную разведку на Детское Село, Красное Село, производя бомбометание в районе Красное — Детское.
Объявить войскам, что Красный Питер ждет исхода боя завтрашнего дня с полной верой в успех».
Если бы содержание этого приказа сделалось известным Николаю Трейфельду, Люндеквисту, графу Нироду или генералам Родзянке и Юденичу, волосы зашевелились бы у них на головах.
Против всех их предположений, вразрез со всеми до сих пор утвержденными штармом семь планами, приказ этот предусматривал не попытку прорыва белого фронта в самом его прочном месте, на участке Пулково — Детское, а охват обоих слабых флангов — от Невы и от залива. В последние дни и часы Седьмая армия, пополненная коммунистами, заново обученная, окрепшая, прочно закрепившись в середине боевого участка, успела, в полной тайне от противника, так распределить свои силы, что почти две трети наличных частей ее повисли над белыми справа и слева.
Красная Армия у Питера в эти часы походила на богатыря, у которого было крепко стоящее на ногах туловище и мощные мускулистые рабочие руки. Белая же армия напоминала человека очень плотного, очень тяжелого, но у него от отяжелевшего корпуса отходили слабые, тонкие, непомерно длинные щупальца — ручки. Этот человек хотел прошибить себе дорогу грудью. А великан изготовился, упершись покрепче, охватить его с обеих сторон, сдавить в чудовищно мощных объятиях. Для белых этот план означал катастрофу.