Пуля для любимого
Шрифт:
Оказавшись внутри квартиры, Настя едва сдержала желание зажать покрепче уши — так громко играла музыка. В комнате горел приглушенный свет, и она сумела разглядеть только темные тени. «Пляшущие человечки», — мелькнуло в голове не совсем уместное сравнение из Конан Дойла. Олег помог ей снять полушубок, повесил его на вешалку. Она расстегнула молнию на ботинках и застыла в нерешительности.
— Вперед, Москва за нами. Отступать ведь некуда?
— Вперед, — снова согласилась Настя.
Олег зажал в своей теплой руке ее холодную руку. Настя ощутила шероховатость его ладони, почувствовала уверенность,
Они возникли в дверном проеме и в течение нескольких минут стояли там, абсолютно никем не замеченные, не расцепляя рук. За эти несколько минут Настя успела осмотреться, оценить обстановку и сто раз пожалеть о том, что решила прийти.
В единственной комнате царил полный разгром. Настя поразилась — неужели возможно за какие-то два с лишним часа довести квартиру до такого состояния? Стол, накрытый белой тонкой скатертью, был сдвинут к стене. Количество грязных тарелок на нем явно превышало количество присутствующих людей как минимум в два раза. Потом Настя поняла, в чем дело — из одних тарелок ели холодные закуски, в других подавалось горячее. Были еще тарелки с остатками торта. На белую скатерть кто-то щедро разлил вино или компот — яркое пятно алело в самой середине, как кровь на снегу.
— Как кровь на снегу, — беззвучно, одними губами, проговорила Настя, но Олег, как ни странно, расслышал.
— Кровь на снегу?.. Удачное, только немного странное сравнение. С чего это ты, Настя? Почему не клубника со сливками?
В ответ она только покачала головой и слегка улыбнулась, продолжая рассматривать окружающую обстановку. По центру комнаты танцевали трое — Наташка, Костя и молодая девушка. Настя несколько раз видела ее мельком — кажется, ее звали Аленой, она была бывшей Наташкиной одноклассницей. Высокая, тоненькая и гибкая, со жгучими черными глазами и такими же угольными волосами — настоящая шамаханская царица. Костя — фигура внушительных размеров, грузная и немного нелепая — топтался посреди комнаты, а девчонки обвивали его с двух сторон, как японские гейши, трогали руками, терлись бедрами, закатывали глаза и смеялись во весь голос. А тот прикрыл глаза и улыбался хмельной и довольной улыбкой, как, кот Базилио из детского мультфильма. В самом углу комнаты находился еще один участник торжества. Настя заметила его не сразу, а заметив, сначала не поняла, что он вообще делает. Он стоял на коленях, опустив лицо вниз.
— Молится, что ли? — спросила она Олега, кивнув в сторону странной фигуры.
— Кошку кормит. Последние полчаса исключительно этим и занимается.
Приглядевшись, Настя и правда заметила возле коленопреклоненной фигуры серую Мурку, Наташкину кошку. В хорошие времена ей доставалась килька — а сейчас, видимо, наступили самые лучшие времена в ее жизни, потому что плененный ее красотой и обаянием молодой человек щедро кормил ее то ветчиной, то осетриной. Мурка ела прямо с руки, тревожно застывая, когда очередной кусок заканчивался, поднимала вопросительный взор к столу, на самом краю которого и стояла тарелка с мясным ассорти. На ней оставалось всего три кусочка копченой колбасы. Один из них в ту же секунду переместился в ее розовую пасть. Облизнувшись, она снова с трепетом воззрилась на своего кормильца.
— Евгений, — шепнул Олег.
— Что? — не расслышала Настя.
— Евгений. Его зовут Евгений, он Аленин муж, — повторил он, наклонившись к самому уху Насти, так, что его губы слегка коснулись мочки. Настя, не ответив, отстранилась, тихо разжала пальцы и освободила свою руку.
—
— Не долго, — ответил Олег и сделал шаг в комнату. На краю стола лежал пульт от магнитофона. Одно движение — и все звуки прекратились, смолк последний пьяный смешок Алены и на короткое мгновение в комнате воцарилась полнейшая тишина.
— Полюблю и жената-ва-а-а-а-а! — раздалось откуда-то снизу. Как оказалось, это Евгений решил заменить соло Ирины Аллегровой, посчитав себя кандидатурой вполне подходящей. Его сиплое сопрано стало своеобразным сигналом к тому, что молчание может быть нарушено.
— Настька! — завизжала Наташа и кинулась подруге на шею. — Ну наконец-то!
Настя, улыбнувшись, отстранила подругу.
— Олег! Познакомься! Это Настя! — отрапортовала она на одном дыхании.
— Мы уже знакомы, — тихо ответил он, улыбнувшись.
— А за знакомство надо выпить! — тут же осенило Евгения, который продолжал стоять на коленях возле стены и смотреть на всех снизу вверх. — Налей, Константин!
Стол тут же снова сдвинули к центру, грязные тарелки сгребли в кучу и отнесли на кухню, алое пятно промокнули салфеткой. Едва стоящий на ногах Константин подошел к столу и разлил по рюмкам водку, попутно залив ею оставшиеся на тарелке два куска колбасы. Настя села на диван, Олег опустился рядом, наполнив ее фужер прозрачной жидкостью из графина.
— За вас! — Константин определенно обращался к Насте и Олегу. — Чтобы все у вас было и ничего вам за это, как говорится...
— Подожди, Костя, — улыбнулась Настя. — Почему — за нас? За вас надо пить!
— За нас? Да что за нас пить-то, у нас уже все позади, а у вас — впереди!
— Короче, за родителей, — сделал вывод наконец поднявшийся с пола Евгений. Возражать ему никто не стал.
Настя сделала глоток из фужера, потом резко опрокинула рюмку. Едкая теплая жидкость обожгла горло, подкатился комок, она поморщилась, зажмурила глаза, но сглотнула и торопливо принялась запивать. Выдохнув, опустила рюмку и тут же заметила лукаво прищуренные глаза Олега.
— Что так смотришь? — тихо спросила она.
— Не очень-то ты умеешь это делать, — улыбнулся он, а она пожала плечами и ничего не ответила.
Снова включили музыку, Костик тут же выскочил на середину комнаты, принялся руками подзывать к себе Алену. Евгений поймал кошку, прижал ее к себе и стал что-то горячо шептать ей на ухо. Кошка дергала ухом, но сидела терпеливо, видимо, понимая, что просто так в жизни ничего не дастся и в данный момент как раз и наступило время расплаты.
— Нет, Наташка, ты мне скажи, на кой черт мне этот ребенок сдался? — Алена пододвинулась к Наташе, полностью проигнорировав призывный жест Константина, который обреченно топтался посреди комнаты, все еще надеясь снова поиграть в султана.
— Ну, не знаю, Аленка, по-моему, ты слишком категорична, — неопределенно ответила Наташа.
— Ничего не слишком! Ну, сама подумай, зачем мне ребенок, когда я еще сама, можно сказать, девочка! — Алена хихикнула, поправила выбившуюся из-за уха черную прядку. — Мне еще жить да жить! А тут — ребенок... Пеленки, ползунки, бессонные ночи. В чем радость-то, в чем счастье? А он, идиот, плачет, говорит, сделаешь аборт — я себя убью.