Пуля ставит точку
Шрифт:
— "Паровой каток", господа.
И моментальная реакция: Да Сильва вскочил.
— Вы же обещали, что все будет закрыто и кончено!
— Что именно, советник?
— Сами знаете.
— Ну, с этой девушкой, — пробормотал Треншоу.
— Нет, ничего не кончено.
— Послушайте…
Треншоу поднял руку, остановив коллегу.
— Спокойнее, Ирвин. Мы этого человека не знаем. Возможно, он пытается использовать ситуацию в свою пользу.
Крамер не реагировал на их испепеляющие взгляды, так что им не видно было охватившее его смятение.
— Я офицер полиции. Лейтенант Крамер. Расследую убийство цветной девушки, известной под именем Терезы Ле Руке. У меня есть основания подозревать, что вы располагаете информацией, которая может нам помочь.
Они выслушали его. И продолжали сидеть молча. Сейчас их и бомба не взяла бы. Да Сильва всхлипнул.
— Слава Богу, это все в прошлом, — вздохнул Треншоу и все кивнули.
Крамер спустился с помоста.
— Если кто-то хочет сделать заявление, хочу напомнить, что он может стать свидетелем обвинения. Это значит, что он не будет подвергнут уголовному преследованию. Убийство — тяжкое преступление!
— Мы никого не убивали!
— Нет, советник Треншоу? Тогда скажите, что вы сделали с девушкой или хотели сделать?
— Ничего.
Ферпоссон завертелся и захныкал. Он начал сдавать ещё в зале.
— Что, если мы все начнем говорить? — предложил Треншоу, и на губах его, скорее всего по привычке, вновь заиграла легкая улыбка.
— Начинайте, я слушаю.
Ван Ниекерк поручил Зонди вычистить пишущую машинку. К его удивлению, это было сделано очень тщательно.
— Чем ты пользуешься, спиртом?
— Тетрахлорметаном, господин сержант.
— Ты что, не можешь сказать попроще? Где ты его взял?
— В фотолаборатории.
— Сержант Принслоу был там?
— Да, господин сержант.
Ван Ниекерк вернулся к своему списку людей, купивших электроорганы. Недоставало ещё нескольких адресов.
— Говоришь, лейтенант звонил, когда я разговаривал с полковником?
— Да. Он отправился на коктейль-парти в мэрию, господин сержант.
— Вот это да!
— Сказал, что беспокоить его следует только по крайне важному поводу.
— Понимаю, — Ван Ниекерк в душе усмехнулся.
Крамер оказался прав в двух вещах: Треншоу был главарем и его банда входила в большую преступную организацию. Но организацией этой руководили другие. Судя по реакции на его первую реплику, те скрывались за пресловутым "паровым катком". Но пока он отложил это в сторону.
Время — категория относительная, но теперь его было совершенно недостаточно. Братство анонимных жополизов в управлении уже готовится его съесть. Посмотрим, что они запоют теперь.
Лучше всего было предоставить этой четверке говорить, спорить друг с другом, препираться и обнажать свое нутро. Так вся история скорее прояснится. Неудачное вмешательство
А так, слушая, Крамер мог делать выводы, основываясь на намеках и оговорках, подчас таких неясных.
Треншоу был главарем банды, которая возникла ещё в детские годы, в прыщавые годы созревания он о нем забыл, долгие десятилетия успешной карьеры хранил самые нежные воспоминания, а когда общественное положение открыло ему двери "Альберт-Клуба", та опять стала реальностью.
Конечно, все уже было по-другому. Треншоу лет до сорока ощущал себя в Треккерсбурге чужаком, а остальные трое вообще раньше не были знакомы. Но каждый из них в юности входил в свою группировку, а в каждой из них есть лидер — такой вот стройный, симпатичный Треншоу, способный перца в штаны собственному отцу насыпать, или толстячок Да Сильва, обожавший смотреть, как корчится новичок, испытавший пожатие его неожиданно сильных пальцев, или Форд — приличный мальчик, коллекционировавший неприличные слова и истории, или Ферпоссон, чьих родителей никогда не было дома и который, ухмыляясь, пояснял, что постель у него не остывает.
Все они друг друга стоили.
Альберт-Клуб снисходительно взирал на них сквозь свои старомодные очки, шурша листами "Тайме", доставленной самолетом. Новый хозяин клуба, безвестный парвеню, допустил, чтобы уровень клуба вопиющим образом упал. Когда-то и подумать нельзя было, что здесь появятся все эти безродные пришельцы и евреи-магазинщики — но теперь, видит Бог, все меньше становилось порядочных людей, блюдущих чистоту на собраниях членов клуба. Весь мир летел к черту — только посмотрите, что творится в семействах Сифортсов и Камеронов! А по всей Великобритании!
Что касалось их, то четыре новых члена усиленно старались соответствовать обстановке и обычаям, царившим в этих огромных, обшитых деревом залах. Даже начали говорить на прекрасно артикулированном английском, так подходившем к неторопливому прихлебыванию капского бренди.
И вот они достигли цели всех этих усилий и были допущены в святая святых, где их коллеги в темных костюмах помпезно дискутировали о дивидендах и влиянии холестерина на сердечную мышцу. Это было нетрудно, но невероятно нудно. Особенно если вы знали форму каждой лошади в каждом заезде ещё до начала скачек.
Короче, желанный мир взрослых принес горькое разочарование и их возвращение к детским привычкам было вполне оправданным. Началось все с условного знака, который подал Треншоу своему коллеге, советнику Да Сильва, на который отозвались и остальные. А условные знаки всегда были началом тайных группировок.
Скоро все четверо стали чувствовать себя счастливее, чем когда бы то ни было. Бели их шалости наносили убытки, то богатство обеспечивало компенсацию и плату за молчание. Все их выходки были всего лишь забавами взрослых, впавших в детство. И, что нравилось им больше всего, слухи об их приключениях обеспечивали, неслыханную репутацию и популярность.