Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942
Шрифт:
В наш батальон поступил запрос, согласно которому нужно было представить к награждению только что учрежденной новой наградой, Немецким крестом в золоте, двоих самых отважных бойцов. Это была особо ценная награда, которую могли получить только фронтовики, уже награжденные ранее Железным крестом 1-го и 2-го класса и после этого не менее пяти раз выполнившие требования, необходимые для награждения Железным крестом 1-го класса. Большая золотая звезда со свастикой в центре – единственная из всех наград – носилась на правой стороне груди.
Если бы вопрос о награждении был поставлен на голосование,
Представления к награждению обоих кандидатов Немецким крестом в золоте были направлены в штаб дивизии, а оттуда их вместе с другими списками переслали в Берлин.
День 13 декабря 1941 года должен был стать первым днем моего отпуска. Накануне, 12 декабря, я получил свое отпускное удостоверение и точные инструкции, как добраться до места проведения отпуска. Из нашего батальона разрешили отправиться в отпуск только пятерым, и я оказался единственным офицером среди них. На следующее утро Фишер должен был отвезти пятерых отпускников на нашем «Опеле» в деревню Васильевское, откуда нам предстояло продолжить свой путь уже на армейском грузовике.
Унтерарцт Фреезе и пожилой оберштабсарцт Вольпиус официально приняли на себя мои обязанности в медсанчасти. Военнослужащие батальона то и дело приносили нам кучи писем, которые мы должны были взять с собой в Германию. Мы всем клятвенно обещали передать приветы родным и близким. Со всех сторон мне совали деньги, на которые я должен был купить цветы и разослать их по указанным адресам женам и невестам.
Когда вечером 12 декабря мы собрались в тесном кругу в офицерской столовой, чтобы распить на прощание бутылочку коньяка, над полями и лугами снова задул ледяной восточный ветер. Температура упала до минус 38 градусов. [78]
78
Уже упоминалось в примечаниях, что только 5–7 декабря морозы в Центральном регионе достигали 28 градусов, затем стало не так холодно.
– В чем дело, старина? Выше голову! – проворчал Ламмердинг. – Завтра ты уезжаешь домой! Так какого черта ты грустишь?
– Я боюсь, что мое счастье не продлится долго! – сказал я, погруженный в свои мысли.
– А ну, прекратите рисовать всякие ужасы, а то и правда накликаете беду! – приказал Нойхофф.
Перед тем как лечь спать, я пожертвовал одну из двух оставшихся бутылок коньяка на рождественский праздник батальона, раздал свой шоколад и сигареты и через посыльного передал Кагенеку оставшуюся бутылку.
На следующее утро русские чуть было не помешали нашему отъезду. Когда я сбривал свою густую бороду, раздался сигнал тревоги. Вражеские
Какое-то время я помогал Фреезе и старому оберштабсарцту оказывать помощь раненым. Когда моя помощь была уже больше не нужна, я сердечно попрощался со всеми. Ровно в час дня мы выехали на нашем «Опеле-Олимпия». Трое бойцов на заднем сиденье, возбужденные недавно закончившимся боем, красочно описывали, как они отразили атаку иванов. Но наибольшее впечатление произвел на них не столько сам бой, сколько зимнее обмундирование красноармейцев.
– Ты видел, как были одеты иваны? – спросил один из бойцов. – Какие отличные зимние вещи были на них?
– Там было абсолютно все! – подтвердил другой. – Меховые шапки-ушанки, толстые стеганые ватники, теплые шерстяные перчатки и брюки – а потом еще эти фетровые сапоги! [79]
– Что бы я только не отдал за такие сапоги! – с завистью воскликнул третий. – Мои ноги только сейчас начинают отходить – и это всего лишь после двух часов, проведенных на улице!
– Я думаю, в такой одежде иваны могли бы, как кролики, спокойно закопаться в снег, а на другое утро, хорошо выспавшись, выползти из своих снежных нор, – снова сказал первый.
79
Речь идет о валенках.
– Не знаю, – возразил второй. – Этот проклятый холод наверняка проберется сквозь любую одежду! Но нам теперь все равно. В любом случае мы скоро будем дома за теплой печкой у мамочки!
Ночевали мы в Васильевском, в помещении, которое занимал батальон снабжения. Всего здесь собралось около ста отпускников из 6-й пехотной дивизии. А Фишер вернулся на нашем «Опеле» назад в батальон.
На следующее утро, часам к семи, должны были прибыть армейские крытые грузовики, чтобы доставить нас в Ржев. Но даже к восьми часам не появилась ни одна машина. Было чертовски холодно. Чтобы хоть немного согреться, мы время от времени забегали в хорошо натопленную крестьянскую избу. Около 8:30 к нам подъехал разведывательный бронеавтомобиль, из которого вылез офицер из штаба дивизии и сказал следующее:
– Камрады, мне очень жаль, что я вынужден сообщать вам эту неприятную новость! Однако согласно только что поступившему из ставки фюрера приказу на Восточном фронте временно отменяются все отпуска. Все отпускники должны немедленно отправиться в свои воинские части и доложить своему командованию о прибытии!
Он помолчал. Послышался возмущенный ропот.
– Если вы хотите знать причину этого решения, я скажу: только что русские прорвались под Калинином! Положение крайне запутанное!