Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942
Шрифт:
С тяжелым сердцем я пожал ему руку.
В Щитниково я, как обычно, оборудовал свой перевязочный пункт рядом с командным пунктом батальона. С северной стороны дома, как раз с той стороны, откуда ожидалось наступление русских, находился просторный хлев, сложенный из толстых бревен. Он прекрасно защищал нас от огня стрелкового оружия вражеской пехоты. Это было очень отрадно, и я почувствовал себя гораздо спокойнее. В течение нескольких следующих часов мы еще раз тщательно продумали все детали и предприняли все возможные меры предосторожности для отражения ожидаемой атаки противника.
Когда в шесть часов вечера мы уселись ужинать, получив,
Из допросов пленных наша разведка выяснила, что в будущем русские станут атаковать главным образом в темное время суток. Это было приказано лично Сталиным с обоснованием, что якобы немцы «не любят вступать в рукопашные схватки и сражаться ночью». Конечно, в этом Сталин был прав. Ни один солдат не любит кровопролитные рукопашные бои, и мы неохотно сражались по ночам в такой лютый мороз. Любой наш солдат с большим удовольствием спал бы у теплой русской печи. Однако одно оставалось всегда неизменным: а именно что мы постоянно чувствовали свое огромное превосходство над русскими как солдатами и что даже ночью мы наносили им гораздо большие потери, чем они нам.
Все наши солдаты находились на своих постах в полной боевой готовности. Они знали, что русские снова пойдут в атаку, более того, теперь они даже желали, чтобы эта атака поскорее началась. Казалось, что все, что угодно, было лучше, чем это мучительное ожидание. В эту ночь нам повезло с погодой, было не так холодно, как в предыдущие дни. Поэтому у нас были все основания надеяться, что на этот раз не будет проблем с пулеметами. Тем не менее, чтобы исключить любой риск, мы до поры до времени держали их в теплых помещениях. Пулеметы должны были оставаться в тепле до тех пор, пока наше боевое охранение не подаст сигнал тревоги.
Примерно в двухстах метрах восточнее деревни, на заснеженной дороге, ведущей к позициям 1-го батальона, в вырытых в снегу окопах и на только что построенном блокпосту притаились со своими станковыми пулеметами бойцы 12-й роты. Их задача заключалась в том, чтобы держать под обстрелом лес в тех местах, где он опасно близко подходил к крайним домам нашей деревни. Многие деревья были повалены, чтобы создать просеки для стрельбы. Любой красноармеец рисковал своей жизнью при попытке пересечь такую просеку.
Полная луна медленно поднималась по безоблачному небу. Патрули осторожно передвигались от одного секрета к другому, производя смену часовых. Нигде не было заметно никакого движения.
В 20:30 при ярком лунном свете русские пошли в атаку. Численностью до батальона, они атаковали с севера восточный край деревни – именно там, где мы и ожидали их атаку. Наши секреты вовремя предупредили о предстоящей атаке, и большая часть солдат нашего батальона поспешила на восточный край деревни. Ради предосторожности лишь несколько небольших групп
На восточном краю деревни разгорелся жаркий бой между почти тысячью [91] атакующими красноармейцами и всего лишь двумястами обороняющимися немецкими солдатами. Наши станковые пулеметы, установленные у дороги, держали под постоянным обстрелом прорубленные в лесу просеки. Многие русские были убиты, но еще большему числу удалось прорваться. Они выбегали из леса прямо под огонь наших карабинов и автоматов. В ярком лунном свете и при дополнительном освещении от осветительных ракет прицельный немецкий огонь был смертоносным. Атака красноармейцев захлебнулась, и они побежали назад. Наш передовой артиллерийский наблюдатель тотчас среагировал на это: его орудия посылали снаряд за снарядом в тот сектор леса, куда устремился отступающий противник. Штольце со своими бойцами бросился в отчаянную контратаку и бесстрашно углубился в самую чащу леса.
91
Советский батальон по штату 572 чел., а в атаку могло пойти 354, а скорее всего, не более 300, тогда все встает на свои места, в том числе и потери.
Назад его бойцы вернулись уже с безжизненным телом своего отважного командира.
Вражеский пулеметчик, притаившийся в засаде в густых кустах, пулеметной очередью, выпущенной с близкого расстояния, буквально изрешетил высоченного Штольце. Правда, это было последнее, что он успел сделать на этой земле: один из унтер-офицеров из роты Штольце метнул в кусты гранату, которая заставила навсегда замолчать пулеметчика с его ручным пулеметом. Но когда бойцы подняли своего рухнувшего в снег обер-лейтенанта, он был уже мертв.
Остаток ночи 10-я рота сражалась, словно ее солдаты были одержимы бесом. Бойцы никак не могли поверить в то, что их любимый командир роты погиб. Во всяком случае, они были полны решимости отправить вслед за ним на тот свет как можно больше русских.
Перегруппировав свои силы, неприятель снова и снова бросался в атаку на наши позиции, которые защищали малочисленные группы немецких солдат. Но всякий раз они останавливали русских своим яростным, смертоносным прицельным огнем. И всегда, когда очередная волна русского наступления была отбита и красноармейцы откатывались назад, наши пехотные орудия и минометы взимали с них богатую дань.
Бой продолжался пять с половиной часов. Потом, видимо окончательно осознав тщетность своих попыток, русские отошли назад. Лишь в редких случаях они забирали с собой своих раненых, в изобилии лежавших на поле боя.
На следующее утро только непосредственно перед деревенскими рублеными избами мы насчитали более ста убитых русских. Еще больше мертвых красноармейцев осталось лежать в лесу. В основном это были жертвы нашего пулеметного, артиллерийского и минометного огня, но среди них оказалось и много раненых, которые замерзли насмерть. Сначала русские несли их с собой, но, когда им пришлось в панике бежать, они оставили раненых в этот жуткий холод на произвол судьбы. Мы насчитали более ста замерзших насмерть раненых, которые из-за полученных ран были не в состоянии самостоятельно доползти до своих позиций. Наши собственные потери составили четверо убитых и шестеро раненых.