Пурга уходит через сутки
Шрифт:
— А ты сиди, — неожиданно для самого себя сказал Редька. — Рано еще спать.
— Спать не буду, — ответил Ясон, — Лежать буду, думать, — Он протянул Редьке руку, — Спасибо за известия.
У порога Ясон остановился:
— Скажи, пожалуйста, сколько такая пурга будет.
— Чукчи так говорят, — охотно откликнулся Редька. — Не ушла к концу третьих суток, прибавляй еще трое суток. Не ушла к концу шестых — накинь еще трое. На десятый день обязательно пропадет. Но будем надеяться, что эта больше трех дней не продержится. Сразу вас
— Зачем сразу? — Ясон отошел от порога. — Держи хоть целый день! Мне в больницу идти надо, Юлю Плотникову видеть. Ты задержи самолет, пожалуйста.
Редька улыбнулся в бороду — ему явно начинал нравиться этот чудаковатый парень, — развел руками:
— Ничего не поделаешь: это не мое право.
— По-твоему, я в Северном буду — Юлю не увижу!
— По-моему, так.
— Ты, товарищ Борода, не знаешь Ясона Бараташвили. — Ясон заметно волновался.
— Не знаю, — подтвердил Редька.
— Ясон получил сорок дней отпуска. И Ясон оказал маме: у тебя есть сын Коста, мой младший брат. Коста служит в армии и не имеет отпуска. Я полечу к Косте посмотреть, как он живет и служит. Моя мама всегда плачет, когда дети собираются в дорогу, даже если дети едут к бабушке Шалико за двадцать километров от Тбилиси. Этот раз мама плакала всю неделю. Но я уехал. Отпуск имею сорок дней, прошло десять. Я не полечу этим самолетом. Отдыхай, товарищ Борода.
И, произнеся такую речь, Ясон Бараташвили ушел.
Борода вернулся к своим бумагам. Посидел, посидел, подошел к двери, прислушался: шагов не слышно.
«Ай да грузин! — подумал он, — С Кавказа на Чукотку в гости! Это, брат, не фокус-мокус!»
Он снова сел за свои счета и квитанции. Но он настолько привык к шагам за дверью, что теперь ему не работалось без них.
14
Пурга ломится в дом Опотче…
Быть может, она мстит хозяину за то, что он не поехал в тундру — уж там бы она расправилась с ним!
Быть может, она просто пытается выманить его на улицу и там, на улице, доказать, насколько она сильнее его? А возможно, ей хочется ворваться в двери, чтоб увидеть, что делают люди, которых она пленила в этом крошечном домике?
Пурга ломится в дом Опотче. И никто третий во всем огромном мире не знает, чем заняты здесь два человека. Никто не знает, кроме них самих…
Что он за человек, Опотче, председатель?
Бабочкина сидит с ним целый день в одной комнате, и за весь день Опотче произнес не больше десяти фраз.
«Что он за человек?..»
Все анкетные сведения о нем Ася Николаевна знает. Перед тем как выехать, читала в райкоме его учетную карточку и биографию. Ему тридцать три. До двадцати был пастухом. В двадцать сел за букварь. За тринадцать лет окончил две школы: семилетку и школу партийных кадров. В партии пять лет. Три года — председатель. В этом колхозе год. До этого жил в соседнем районе. К ним перевелся не из каприза, не
Ну, а что он за человек?
Она сидит с ним целый день, и весь день он молчит.
— Как же вы хотели уехать, получив мою радиограмму?
— Надо ехать, я обещал, — услышала она скупой ответ — В сопках три стада, туда Горохов вчера поехал, молодой зоотехник, недавно в колхозе, помочь надо.
— Но можно на день-два отложить инвентаризацию.
— За два дня олени съедят там ягель. Какой смысл тянуть с подсчетом?
— А когда же вы собираетесь проводить отчетно-выборное?
— В субботу, как решили.
— Придется выехать в бригады?
— Нет. Пастухи к усадьбе приведут на забой стада. Все соберутся на усадьбе.
— Да, но надо же как следует подготовиться к собранию.
— У нас все готово.
Этот разговор состоялся в первые минуты после того, как пурга втолкнула ее в дом Опотче. С тех пор она не раз пыталась заговорить с ним. Он отвечает односложно: «да», «нет», «не знаю», «хорошо», «плохо».
— Долго может продолжаться пурга?
— Не знаю.
— Как у вас с торговлей в бригадах?
— Хорошо.
— Болеют олени копытной?
— Нет.
— Как идет охота на песца?
— Хорошо.
— А как с летней охотой на моржей?
— Было плохо.
После таких ответов пропадет желание спрашивать.
…Дом разделен на две половины: одна — председателю, другая — зоотехнику Горохову. Перегородка в доме тонкая, слышно, как у зоотехника все время плачет ребенок.
Дом разделен не поровну: у зоотехника Горохова — комната и кухня, у Опотче — всего лишь одна комната. В этой кухне-комнате одно окно. Внутренняя рама не оклеена, поэтому из щелей не только дует, но и сыплет снегом. На подоконнике полно снегу. Страшным холодом несет с потолка. И дверь в сени ничем не обита, в нее дует. Словом, кухня-комната продувается насквозь. Продувается так, что на полке не умолкает звон посуды.
Но хотя хозяин, как видно, не очень позаботился утеплить свое жилище, у него есть все, что необходимо для более-менее приличной жизни: кровать, стол, этажерка, приемник, веник у порога, посудная полка и плита. Плита, правда, неуклюжая — чуть ли не в полкомнаты. В один прием она пожирает два ведра угля, а теплом не балует. Возможно, если бы не выдувало…
Ася Николаевна устроилась на табуретке возле приемника. Взяла первую попавшуюся книгу с этажерки, раскрыла, но читать не читает. На плечи наброшен полушубок, хотя от плиты до приемника два шага.