Пурпур и бриллиант
Шрифт:
– У вас хороший слуга. У вас добрые животные. Вы видели глаза ночи. А днем вас защитит плащ Калафа.
Он уперся двумя руками в спину коня и замер на минуту, вглядываясь в бесконечность пустыни. Потом пружиняще выпрямился в седле и взял в руки поводья. Еще раз посмотрел на Стерна и Каролину:
– Пусть Аллах пребудет с вами! – С этими словами он тронул лошадь.
Та сразу перешла в галоп, неся на спине припавшего к ее шее всадника. Каролина минуту провожала глазами быстро уменьшающуюся фигуру. Она не сожалела о разлуке с шейхом, ощущая лишь нетерпение, страстное желание увидеть наконец
Звонкий голос Алманзора разорвал тишину пустыни. Восседая на высоком горбу верблюда, он затянул мелодию кочевников – тягучую, однообразную песню. Монотонная ширь пустыни была в этой песне; синева неба, жесткая и сверкающая как сталь; солнце, своим жаром оплавляющее металлический купол небес.
Каролина восхищалась этим пейзажем. Ничто здесь не останавливало взгляда, ничто не приглашало к отдыху или передышке; все противилось людскому присутствию, отторгало человека, издевалось над его усилиями: здесь каждый шаг, каждое движение казались бессмысленными.
11
Проснувшись, Каролина не могла понять, сон это или явь: шаги, лошадиное ржание – и опять тишина. Она лежала в палатке с открытыми глазами и прислушивалась, затаив дыхание. Но веки ее отяжелели, сон вернулся вновь.
Она уснула с вечера, едва успев лечь. После того как они выехали из оазиса Сийира, им пришлось проскакать в бешеном темпе почти восемь часов, лишь иногда делая короткие передышки. Сойдя с лошади, она едва удержалась на ногах. Она даже не испытывала голода. Глотка воды и двух фиников ей оказалось достаточно. Может быть, теперь проснувшийся голод разбудил ее? Когда она подумала об этом, то поняла, что действительно хочет есть. Она откинула легкое шерстяное одеяло и села. И вдруг снова услышала те же звуки. Ей показалось, что это были торопливо удаляющиеся шаги.
Она набросила накидку на лицо, закуталась в плащ и вышла из палатки. Было уже почти светло. Огонь еще горел, однако язычки костра казались уже бледными и бессильными на фоне приходящего дня. Животные спокойно лежали у вбитых колышков, к которым были привязаны их поводья. Багаж громоздился там, где его оставили вечером. Все было тихо. С ночи картина не изменилась. Но она слышала голос Алманзора, то плачущий, то причитающий. Каролина поспешила к нему, к ней присоединился Стерн, вышедший из палатки. Каролина положила руку на плечо юноши. Он оторвал ладони от лица и бросился перед ней на колени:
– Я плохой слуга! Вместо того чтобы охранять вас, я уснул. Только по моей вине это могло случиться! Накажите меня! – Он опять разразился рыданиями.
– Лучше скажи толком, что произошло! – сказала Каролина спокойным голосом.
Алманзор поднял голову:
– Воры украли у нас бурдюки с водой. Подлые разбойники! Аллах накажет их. Аллах справедлив. Он все видит, и его кара настигнет их. – Он указал на следы на песке. –
– Успокойся! Мы ведь тоже ничего не слышали, – сказала Каролина. – Сколько их было?
– Не могу сказать. Большинство следов уже заметено песком.
– Они украли только бурдюки? – спросила Каролина. – Больше из поклажи ничего не пропало?
– Вы не знаете этих кочевников. Когда мы умрем от жажды, им достанется все: и животные, и весь скарб – нужно только подождать нашей смерти. Они как шакалы, объедающие трупы.
– Они забрали все бурдюки? – спросил Рамон.
– Кроме трех уже начатых. Они их просто не заметили.
Путешественники вернулись к костру. Стерн достал из кожаного мешочка план колодцев. Первые три дня пути они не пользовались им, так как могли наполнять бурдюки свежей водой оазисов. Он развернул карту. Каролина и Алманзор подошли поближе и нагнулись над ней.
– Если возвращаться обратно к оазису Сийиру, это займет восемь часов. – Стерн взглянул на Каролину. – Если мы будем двигаться в том темпе, что вчера...
Он указал на кружки, которыми обозначил на карте оазис и то место, где они сейчас находились. Потом провел пальцем к маленькому крестику.
– Это следующий колодец. – Он измерил расстояние. – Максимум шесть часов – в любом случае ближе, чем до Сийира.
– А у нас есть пустые бурдюки? – Каролину пугала мысль о необходимости возвращаться назад.
– Двенадцать штук.
– Тогда отправимся к колодцу. – Каролина посмотрела на Стерна. – А вы что думаете?
Он улыбнулся:
– Если до отправления у нас будет время позавтракать, то я полностью с вами согласен.
Животные шли опустив головы, медленно ставя копыта на раскаленный песок. Умолкло заунывное пение Алманзора. Понурившись, сидел он на спине верблюда. Только иногда шевелились его руки под широким одеянием, и тогда медный корпус компаса на минуту вспыхивал под солнечными лучами.
Солнце стояло в зените. Глаза Каролины горели. Она прикрыла их муслином чадры, однако безжалостные солнечные лучи проникали и сквозь накидку. Все ее тело болело, израненное всепроникающими песчинками, разъеденное соленым потом. Одна из резервных лошадей, которую вел в поводу Стерн, споткнулась и упала на колени. Она попыталась подняться, но не смогла. Рамон снял бурдюк, притороченный к седлу, открыл его, смочил платок водой и прижал его к лошадиной морде. Лошадь встряхнула гривой, тихо заржала и поднялась на ноги.
Алманзор сошел с верблюда и стал вместе со Стерном поить других лошадей. Когда они закончили с этим, Рамон принес кожаную флягу. Все сделали только по одному маленькому глотку. Никто не сказал ни слова. Они избегали смотреть друг на друга. Вместо шести часов они были в дороге уже восемь, не сделав ни одного привала. С минуты на минуту они надеялись достичь своей цели – колодца или источника.
Стерн снова достал план, развернул его, разгладил.
– Ничего не понимаю, – сказал он наконец. – Мы должны были уже давно добраться до колодца. Если верить плану, сейчас мы рядом с развалинами какого-то поселка. – Он сверился с компасом. – Мы на той же самой долготе, где обозначен колодец.