Пурпур и бриллиант
Шрифт:
– Вы легко снова войдете в роль герцогини.
Каролина поняла, что он хотел сказать этими словами, но это не смягчило ее гнева:
– Вы ошибаетесь, Стерн. Это не роль. Я – герцогиня де Беломер, не важно, сплю ли я на голой земле или на шелковом белье, в Тимбукту или в Париже.
– Что ж, тем лучше. Тогда нам больше не нужно разыгрывать комедию. Закончим это дело так же, как и начали его – без лишних слов. Вам не нужно ничего опасаться. Я не буду присутствовать при том моменте, когда вы взойдете на корабль герцога, своего супруга. Я не собираюсь устраивать спектакля, чего вы, возможно, боитесь. А теперь дайте мне плащ.
Каролина
– Остановитесь! – крикнула она ему вслед. – Остановитесь, я прошу вас! – Слезы стояли в ее глазах.
– Что же, поплачьте, – с насмешкой сказал Рамон, – если вам от этого станет легче. Скоро вы снова будете смеяться.
– Что я вам сделала?
– Ничего, кроме того, что вы жена другого. – Что-то похожее на ненависть мелькнуло в его глазах. – Вы что, всерьез считаете, что милостыня – доброе дело? Что подачки делают людей счастливыми? Хотите, чтобы я покорно следовал за вами и исполнял цирковой номер для парижского общества: герцогиня и ее покорный раб?
– Уходите, – тихо сказала Каролина. – Уходите же! – она задыхалась от гнева.
Она ждала, чтобы он оставил ее одну, однако Стерн не уходил. С мягкостью и нежностью, совсем лишившей ее самообладания, он обнял ее.
– Пойдемте, – сказал Рамон, и они медленно пошли к костру.
Стерн поднял плащ, одно мгновение подержал его над огнем. Языки пламени казались бледными и бессильными рядом с его пурпурным сиянием. Потом он разжал руки, и плащ упал в огонь.
– Не делайте этого, – прошептала Каролина, не зная сама, что имеет в виду.
13
Волны белой пены, сорвавшиеся с моря и застывшие на его прозрачной голубой поверхности, – вот чем был Алжир. Блистающий великолепием куполов и золотых крыш. Грозный своими неприступными бастионами и зубчатыми стенами. Увенчанный мощным величием Касбы.
Алжир оказался именно таким, каким представляла его себе Каролина. Город света и тьмы, с кипенно-белыми домами и по-ночному темными ущельями переулков. Палящий зной, безжалостный свет, оглушительный шум, людская сутолока, запахи, доносящиеся из дворов, – весь этот сумбур смешался в голове Каролины, приправленный мерным рокотом прибоя. Перед ней мелькали картины: цветущие сады, павильоны из цветного камня, бьющие фонтаны, мраморные дворцы, минареты, построенные, казалось, только затем, чтобы нести на своих шпилях полумесяцы, мечети и бесконечно повторяющиеся аркады с зелеными и синими колоннами.
Алманзор расстался с ними, чтобы продать животных и товары, а потом с нанятыми ослами ждать их у городских ворот. Сайда тоже не было. Он уже сидел на своем маленьком коврике в тени стен мечети за письменной доской.
Чистый, вибрирующий звук разнесся над городской суетой. Каролина остановилась.
– Колокола Нотр-Дама де Виктуар, – сказал Стерн. – Как раз рядом с этим собором находится дом французского консула.
Каролина сразу представила себе кабинет консула: сумрачная прохладная комната, бюро, обтянутое зеленой кожей, запах чернил, сургуча и табака. На стенах – портреты Бурбонов, в углу – пустой мраморный цоколь, на котором раньше стоял бюст Наполеона. Имеет ли консул какие-либо сведения о герцоге –
Голос Стерна оторвал ее от этих мыслей:
– Боюсь, мы напрасно проделали весь этот путь. Взгляните!
Больше, чем его слова, испугало Каролину чувство удовлетворения, прозвучавшее в них. Консул жил в узком двухэтажном здании европейского стиля. Стекла окон были разбиты, эмблема над входной дверью сорвана. Сама дверь опечатана, а на ней гвоздями прибита табличка с надписью арабской вязью.
– Что это значит?
– Ничего хорошего. Бумага на двери – это, похоже, документ конфискации.
В это время из пристройки вышел араб с двумя большими корзинами в руках. Увидев двух незнакомцев перед домом, он остановился:
– Вы к мсье Лакре Теллеру?
Стерн кивнул:
– Но, по-моему, мы пришли слишком поздно.
Выражение недоверия на лице араба смягчилось.
– Вам он тоже что-то должен? – спросил он. – Мне он не платил ничего уже полгода. Должен сказать, он многих облапошил – если это вас успокоит. Все, что получал, он рассматривал как подарки или взятки, как вам угодно. Сколько он задолжал вам? – Они промолчали. – Вы нездешние, – продолжал араб, – это сразу видно. Позвольте мне дать вам совет! Судя по пыли на вашей одежде, вы пришли из Телль-Атласа. За что он задолжал вам? За ковры? Лошадей?
– За лошадей, – ответил Стерн наобум.
– Я так и знал! Белые кобылы, на которых он в последнее время совершал променад! Я видел их! Вот как он пользовался властью своего короля! Но теперь все позади. Четыре белые кобылы стоят в конюшнях дея. Обратитесь к нему. Возможно, вы получите их назад.
Рамон обратился к арабу:
– А что же с ним случилось? Когда он покинул Алжир?
– Они отвели его в Касбу, и я надеюсь, он томится там в глубоком подземелье, – араб злорадно усмехнулся. – А покинет он Алжир, скорее всего, через ствол пушки. Пусть они только явятся, христиане на своих судах, – дей пошлет им их консула в качестве приветствия. Выстрелит им навстречу, как проделал это раньше с Ля Вайером.
Стерн испугался, что Каролина может выдать себя каким-нибудь непроизвольным замечанием, но его волнение было беспочвенным. Разговор мужчин, казалось, нисколько не интересовал ее.
– Мы только что спустились с гор в город, – сказал Рамон и продолжил, понизив голос: – О каких кораблях вы говорите?
– Никто точно не знает. Весь Алжир полнится слухами. Разве вы не видели солдат городской милиции? И повозки, которые едут к форту и везут порох и ядра? Говорят, там день и ночь готовят боеприпасы. Так бывает всегда, когда приходят суда. Христиане завидуют власти дея над Средиземным морем. И при этом сами они настоящие пираты. Пусть только явятся! Они много раз уже пытались установить свое господство, но дей все еще сидит в Касбе, а Алжир все еще принадлежит нам, арабам, и так будет всегда. Возвращайтесь назад, в свои горы, чужеземцы! – Он взял свои корзины и пошел прочь.