Пурпурная линия

Флейшгауэр Вольфрам

– И тем не менее он женился на племяннице Фердинанда.

– Да, это известно. Но тот факт, что после смерти Габриэль Генрих согласился на союз с Марией Медичи, объясняется только его заботой об упрочении с таким трудом объединенного королевства. Страх перед вспышкой новой гражданской войны и перспектива посадить Францию в долговую яму оказались сильнее, чем отвращение к дому Медичи. Но до смерти Габриэль никто не мог даже подумать, что такой союз вообще возможен. Финансовые вопросы были улажены, но дипломатические отношения оставались весьма напряженными. Между Флоренцией и Парижем в то время вообще не было дипломатических отношений. Даже тайная переписка Фердинанда с его агентом во Франции прервалась второго декабря 1598 года и возобновилась только

в ноябре 1599 года. Так что никто не мог бы извлечь пользу из покушения на жизнь Габриэль.

Катценмайер сделал глоток кофе.

– Что это за тайная переписка? – спросил я.

– Фердинанд держал в Париже множество шпионов. Лучше всего внедрен был там известный Бончани. Его донесения сохранились, но опубликованы они были только в прошлом веке небезызвестным Дежарденом. Правда, за весь обсуждаемый нами период, то есть практически за весь 1599 год, нет никаких следов переписки. Это еще одно доказательство того, что переговоры с Флоренцией возобновились только месяцы спустя после смерти Габриэль.

Бончани! Еще один кусочек мозаики, из которой была построена рукопись, оказался подлинным.

Катценмайер поднялся, подошел к книжному шкафу за письменным столом и провел пальцем по корешкам книг.

– Я вижу, что вы мне не верите, но я должен вас разочаровать. Не было никакого заговора против герцогини. С вероятностью, граничащей с достоверностью, она умерла от обычной, обусловленной беременностью болезни, которая называется «эклампсия». Странным в ее смерти является только ее момент. Но подождите, где-то здесь есть две работы, где все то, о чем я рассказал вам вкратце, описано в мельчайших деталях. Однако где же эти книги?

Его взгляд скользнул по рядам книг на полке. Когда он наконец положил передо мной два фотокопированных тома, я тотчас узнал фамилии авторов. Луазлер и Деклозо.

– Вчера в библиотеке я натолкнулся на эти имена, – сказал я, – но мне сказали, что в Германии нет этих книг.

Он вскинул брови.

– Естественно, нет. Этот случай уже в течение более ста лет никого больше не интересует. Я заказывал книги в Париже и делал с них фотокопии. К сожалению, у меня нет других экземпляров, но в Biblioth`eque Nationale есть оригиналы. Все, что известно о деле Габриэль д'Эстре, этот Луазлер мастерски собрал и проанализировал. Что же касается обстоятельств смерти герцогини, то Деклозо почти все списал у него. Но у него вы найдете интересную дискуссию о других источниках, например, он разбирает вопрос о надежности мемуаров Рони. Я сейчас напишу вам названия.

Дружеское предложение говорило о том, что наш разговор можно считать оконченным. Я сердечно поблагодарил историка за время, которым он пожертвовал ради меня, но Катценмайер ответил, что ему доставило удовольствие общение с заинтересованным слушателем, и если у меня возникнут новые вопросы, то я всегда могу обратиться к нему. Но сейчас, к сожалению, он должен заняться делами.

– Здесь список литературы. У вас есть аккредитация в Национальную библиотеку?

Я удивленно посмотрел на него.

– Аккредитация?

– Вы слишком долго прожили в Америке, дорогой коллега. Без рекомендательного письма вы вряд ли туда попадете. Но подождите, я сейчас скажу секретарю, чтобы она составила для вас такое письмо.

Я хотел было с благодарностью отказаться, но Катценмайер уже снял телефонную трубку и отмахнулся от моей оживленной мимики решительным жестом.

– Фрау Галиан? Катценмайер. У вас есть еще бланки для посещения Национальной библиотеки в Париже?.. Да, на французском.

Он прикрыл трубку рукой.

– Это займет пять минут, но избавит вас от бесконечных объяснений с администрацией библиотеки… Да, для господина Михелиса. Я сейчас пришлю его к вам.

Мы вышли из кабинета и пошли по светлому коридору. На лестничной площадке он показал мне дорогу к секретарю и на прощание протянул руку.

– Вы действительно мне очень помогли.

– Ах, умоляю вас. Мы же коллеги.

– В вашей книге упомянуто еще одно имя. Некий Болль.

– Да, –

сказал Катценмайер с некоторым раздражением, вызванным, как мне сначала показалось, моими нескончаемыми вопросами. Однако, как выяснилось, скривился историк от имени автора. – Там вы найдете и его. Это весьма запутанные рассуждения о теории отравления и возможных пробелах в тайной переписке. Я сам не понимаю, зачем цитировал его. Но такова наука. Каждое снесенное яйцо должно быть непременно высижено. Даже если это яйцо кукушки.

С этими словами он спустился по лестнице и исчез.

ПЯТЬ

Ночной поезд прибыл в Париж ранним утром. На улице Рамо, недалеко от Национальной библиотеки, я снял номер в отеле и вскоре уже стоял перед мощным порталом, который в вышине, словно могучая крепостная стена, прикрывал здание библиотеки. Я пришел почти за два часа до открытия и направился к югу по улице Ришелье в поисках кафе. Париж просыпался. Из дверей булочных, словно запах деревенских духов, доносился аромат свежевыпеченного хлеба. Мимо с треском проезжали музейного вида автомобили со стопками газет или хлебом, сложенным в светло-коричневые пирамидки. Тротуары влажно поблескивали. Влага испарялась с камней под первыми солнечными лучами, пробивавшимися из-за крыш в узкие ущелья улиц, наполняя воздух средиземноморской прозрачностью.

Я нашел кафе на площади Пале-Рояль и насладился последними моментами перед пробуждением Парижа. В нескольких десятках шагов от меня высился мощный северный фасад Лувра, и где-то за ним висели картины с изображением двух сестер в ванне. До десяти часов я успел просмотреть свои записи, сделанные после разговора с Катценмайером. Рекомендательное письмо, составленное на витиеватом французском языке и украшенное штампом Базельского университета, я достал как дипломатическую верительную грамоту, но только немного позднее, когда я пересек внутренний двор библиотеки и вошел в стеклянную дверь главного корпуса, я понял, что значило это рекомендательное письмо. Мне дали laissez-passer [16] , на котором был напечатан номер места. Во всем предприятии чувствовалось что-то запретное. Я прошел в зал каталогов, заполнил требование и направился на отведенное мне место. В читальном зале царила тишина монашеского скриптория. Время от времени по залу к определенному месту проходил служитель библиотеки с толстыми, переплетенными в кожу фолиантами и оставлял их на столе. Каждое рабочее место было оборудовано настольными лампами с зелеными стеклянными колпаками. Дерево столов казалось многовековым. Здесь сидели, склонившись над книгами, поколения ученых и писателей, старавшихся найти ответы на мучившие их вопросы.

16

пропуск (фр.).

В ожидании книг я снова погрузился в свои записи и вздрогнул, когда кто-то похлопал меня, по плечу. Какой-то молодой человек положил на мой стол три книги, указал место на требовании, где мне следовало расписаться, и под конец тихим голосом сказал, что один из заказанных мною томов ждет меня в отделе редких книг. Я поблагодарил, взял требование и прочел название заказанной мной редкости. Абель Дежарден: «N'egociations diplomatiques de la France avec la Toscane».

Два часа спустя я бегло просмотрел две книги из трех. В книге Деклозо «Gabrielle d'Estr'ees» не содержалось ничего существенно нового. Интересным оказалось лишь описание переговоров о разводе между Габриэль и ее первым мужем Никола д'Амервалем, владельцем Лианкура. Очевидно, с самого начала речь шла о том, чтобы оформить развод таким образом, чтобы впоследствии можно было придать законный статус детям Габриэль от Генриха. Габриэль, насколько я помнил, оставила д'Амерваля в 1592 году и с тех пор не разлучалась с королем. Два года спустя, как я теперь прочел, д'Амерваль в своем завещании написал буквально следующее: