Пурпурный занавес
Шрифт:
– Ладно! Ладно. Всё. Всё! Я спокоен. Как бы то ни было, а оба мы здесь, у Сердца. Смотри!
Он указал на зарево.
– Видишь?! Это Сердце Астрала! Вернее, вход в него – пурпурный занавес. Это мы с тобой, ты и я! Я, Колян, только я хочу заполучить Силу, а потом повернуть всё по-своему… Но!
При этих словах он поднял вверх палец и, выдержав эффект, сказал:
– Но вернуться оттуда, как ты понимаешь, сможет лишь один из нас!.. Я знаю, о чем ты сейчас подумал: мол, лишь с чистым сердцем пройдет беспрепятственно вошедший… ну и прочую
Он глумливо поклонился:
– Вот и проверим, кто из нас получит главный приз, в чьей сущности заключена нечеловеческая монада. Позволь же, братишка, на правах старшинства – а я, да будет тебе известно, родился за десять лет до твоего появления на свет – позволь уж пойти первым. Если вернусь, то ты можешь прямо здесь удавиться, и ходить тебе будет уже без надобности – игра будет закончена не в твою пользу. А если вскорости я не появлюсь, то… что ж, стало быть, проиграл я, ну а ты тогда – Король Вселенной!
И он нарочито громко расхохотался. А отсмеявшись, сразу посерьезнел, глянул многозначительно.
– Перед тем как… – кивком указал на дверь и злорадно осклабился, – я там навел порядок. Подчистил за собой. Так что теперь и ты свободен от мелочной опеки. Никто тебя не тронет… Ну, прощай!
Он махнул рукой, круто развернулся и пошёл к двери. Секунда – и темную фигуру поглотило пламя.
Николай неотрывно глядел в сторону двери, за которой скрылся его новоявленный родич. Так вот на кого тот был похож – на дядю Мишу! И как он сразу не подметил сходства, а подметив – не догадался?.. Вот ведь как все повернулось – искал убийцу, врага, а обрел брата. Родственничка с руками по локоть в крови. Отступника, отщепенца, одержимого манией величия! Неужели Господь позволит ему стать вершителем судеб земных?! Неужели безумный фанатик станет всесильным и неуязвимым!..
Николай стоял и смотрел на дверь.
Время текло, ОТТУДА никто не появлялся. Николай понял, что и не появится. Зато явилась музыка – негромкая, печальная.
34
…Когда задержанный исчез, пришла такая тишина, что слышно было, как за окнами шелестит в соснах утренний ветер.
И в этом безмолвии заиграла странная, тягучая, неживая какая-то мелодия.
Играли чёртовы часы на столе.
Костя нагнулся над ними:
– Мать моя бабушка… – медленно вымолвил он. – Стрелка-то того… на тринадцать встала.
Он был единственный в комнате, кто двигался. Прочие стояли не то, чтобы не торопясь, а вроде даже и не дыша. Шоковая немота на лицах штурмовиков проступила, кажется, сквозь маски.
Миг! – и задержанный вновь возник в кресле.
Только теперь он не был задержанным.
– Н-ну?.. – издевательски вопросил он и показал всем свободные руки. – Поймали маньяка? А?! Пинкертоны, мать вашу!..
И
Тётке в бигудях стало плохо.
– Господа, я пойду?.. – слабеющим языком проговорила она и опустилась на стул.
Царёв быстрее других пришёл в себя. Он был умный человек.
– Помогите женщине! – и к Николаю: – Что происходит?
– А то!.. – зло рявкнул тот. – Не того все это время пасли, не того искали. Настоящий-то маньяк в другом месте…
И детектив ему поверил – сразу, безоговорочно, все-таки чутье у него было развито.
– Где? – только и спросил он.
– В Караганде! – огрызнулся бывший подозреваемый, но тут же снизошел. – Адмиралтейская, четыре. Если хотите, едем. Прямо сейчас! Я с вами. Можете вновь наручники надеть!
– Да нет уж, не надо, – капитан усмехнулся. – А квартира?
– Точно не знаю, но найду.
– Угу… Он вооружён?
– Больше нет, – теперь усмехнулся Гордеев. – Вообще больше нет – его самого нет, слава Богу. Но там материалы, всякое такое.
– Ясно. Едем!
– Мужики!.. – заблажил вдруг Вася, дар речи вернулся к нему. – Мужики! Я говорил же вам, что это не он, не Колян! Не мог он, я ж его знаю! А вы мне не верили!..
И такая горькая, честная обида была в голосе пьянчужки, что Валентин смягчился.
– Ну, извини, брат. Оскорбили тебя в лучших чувствах… Извини. Ребята, едем. Живо! Гражданке этой помогите до квартиры дойти.
Костя засуетился:
– Так, гражданочка, идём, идём… Всё хорошо, всё кончилось, домой пора, баиньки…
Царёв обратился к Гордееву:
– По пути расскажете… – пошевелил пальцами, – подробности?
– Обязательно, – Николай кивнул.
– Э, – очнулся тенор. – А наручники мои?! Я за них расписался!
– Мои проблемы, – утешил его Валентин. – Как и ордер на арест, на обыск… Ну, пошли. Костя, готов?
– А то!
– Тогда вперёд.
– Мужики, мужики! – поспешно возник Вася. – Можно, я с вами? Интересно же!
– Интересно у бабы за нижнее место держаться, – возразил Костя, но Царёв махнул рукой:
– Ладно, поехали.
На улице погрузились: Валентин, Костя, Николай и Вася в старенькую бежевую «Шестёрку», а собровцы – в микроавтобус «Соболь».
– Куда едем? – спросил Костя, он был за рулём.
– На Адмиралтейскую.
– Ух ты! – удивился опер. – Не ближний свет, – и завёл мотор.
– Так я слушаю, – напомнил Царёв.
– А я и рассказываю…
До Адмиралтейской улицы и, правда, не близкий путь. Николай сосредоточился, заговорил – и изложил всё абсолютно точно, ясно, даже где-то и образно, будто помимо прочих талантов в нём проснулся и дар художественного слова. Только об Иване и его гибели он умолчал.
Валентин и Вася слушали как зачарованные, а Костя как наполовину зачарованный – ему ведь и баранку надо было крутить.
Однако когда Гордеев закончил, именно он, Костя, выразил впечатление от рассказа, и тоже очень образно: