Пушкарь Собинка
Шрифт:
— Экое окаянство! — принялся Собинка растирать уши.
Герасим, который утреннюю сторожу стоял, сказал озабоченно:
— Погоди-ка…
— Чего?
— Сам послушай.
Тут только Собинка обратил внимание на шум и гвалт, доносившиеся от полков, скрытых туманом.
— Что это?
— Господь ведает…
Вынырнул из молочного тумана Никифор:
— Чудные вести, ребята…
Уставились Собинка с Герасимом на старого пушкаря.
— Не знаю, верить
Вытаращил глаза Собинка.
— Врут! Быть не может! Этакой силище и отходить?!
Герасим поскрёб бороду:
— Непостижимы помыслы твои, господи!
— Тут, — хмуро заметил Никифор, — похоже, рука не господа бога — великого князя Ивана Васильевича. И козни советников его алчных и лукавых — окольничего Ощеры, боярина Мамона и приспешников их.
— Нам тоже сниматься с места али как? — вслух принялся размышлять Герасим.
— Слышь… — остановил его Собинка. — Будто Никифора кто кличет.
Среди других голосов и криков, приказов и крепких ругательств, взывал кто-то:
— Никифор! Ни-ки-фор! Где ты есть? Откликнись!
— Кажись, сын боярский Николай Михайлов… — угадал старый пушкарь и, сложивши ладони у рта, отозвался: — Здесь я! Эге-ге-ге!
Вылетел из тумана на взмыленном коне Никифоров начальник:
— Куда запропастился?!
Красен на морозе сын боярский, глаза круглые:
— Пошто передвинул пушку?
— Дабы встретить басурман с неведомого им места… — ответил начальнику Никифор.
— Быстро лошадей запрягай, пушку грузи и айда следом за войсками!
— Куда, государь? — спросил Никифор.
— Велено всему войску от Угры отступать!
— Дозволь спросить: кем велено?
— Великим князем Иваном Васильевичем, ещё кем же?
— А пошто? Зачем?
— Ты, старче, — запылал гневом сын боярский, — с бабой на базаре торгуешься? Али начальника своего слушаешь?! Собирайся живо!
Ускакал сын боярский, переглянулись недоумённо пушкари.
— Может, — предположил Собинка, — на место ладное для боя идёт великий князь?
— Здесь чем худо? — вопросил Никифор.
Приказ об отходе от Угры был внезапным и непонятным. Потому породил множество разных толков и пересудов.
Кто слабее духом, возрадовался:
— Договорились небось великий князь с Ахматом-царём. Слава тебе, господи, скоро будем дома!
Многие не одобрили приказ:
— Самая пора бить Орду! А мы, словно раки, будем пятиться назад.
Как всегда, когда ясности нет — что и почему? — пугающие слухи поползли среди ратных людей.
— Говорят, обошли нас стороной. Того гляди, окружат и сзади вдарят
— Нет, сказывают, будто Казимир пришёл к хану на помощь. Оттого и велел отступать великий князь.
И вовсе несуразное шептали:
— Хан Москву пожёг. Великий князь войско бросил. К жене на Белоозеро побежал, спасать жизнь свою и казну…
Отходило от Угры огромное русское войско. Всякое было в пути. Иные ударились бежать.
Но горше всего был бабий вой в деревеньках, мимо которых шли полки. И упрёки:
— Что ж вы, ратники хоробрые, делаете? На кого нас, горемычных, покидаете? Придут вороги. Мы, безоружные-беззащитные, окажемся в их полной злой воле. Коли на поганых ваши мечи-сабли слабы, может, нас порубите? Всё легче от своих помирать. И менее мучиться…
От речей таких и причитаний чернели лица ратников. Отворачивались воины. Аль отвечали:
— Таков приказ великого князя Ивана Васильевича.
На что мужики ядовито спрашивали:
— Кабы приказал он вам всем войском утопиться в реке? Поди, не полезли бы в воду, а?
Понуро шагали вместе со всеми старый пушкарь Никифор, Собинка, Герасим и прибившийся к ним Андрюшка. Встречным мужикам, бабам и детишкам старались не глядеть в глаза.
Остановились на привал. Разожгли костёр. Герасим сготовил похлёбку.
— Совестно перед ними… — на деревушку кивнул, что миновали. — Экая прорвища войска, а отходим-отступаем. Бог милостив, — вздохнул, — авось останутся живы.
Андрюшка, жадно хлебавший Герасимово варево, ложку отставил, покрутил головой.
— Эх, дяденька, кабы знал, как приходится в ордынском плену. Сколько раз думал, помереть лучше, чем терпеть такие мытарства. Особо худо бабам да девкам молодым. Иные на себя руки накладывали, лишали жизни…
Просил Никифор:
— Не трави душу. Без тебя тошно…
Собинка украдкой потрогал куклу Евдокимову, спрятанную за пазухой.
— Слышь, Никифор, я далее вам не попутчик…
Уставились все на Собинку.
— Обратно пойду. Буду искать Евдокимову жену с дочкой.
Вздохнул Никифор.
— Пустое это, милок, сейчас. Бесполезная затея. Где ты их сыщешь? Как?
— Думал о том. Спрячусь в землянке. Пройдёт Ахмат, прибьюсь к кому ни то из наших пленников.
Принялись Никифор с Герасимом отговаривать Собинку: добра, мол, не выйдет из этого. Иголку легче найти в стоге сена, чем Евдокимовых родных.
У Собинки один сказ:
— Дал слово.