Пушки Острова Наварон
Шрифт:
Панаис ничего не ответил. Зажимая левой рукой рану, он безуспешно пытался остановить кровь. Он неотрывно смотрел на янки мрачным взглядом, по-волчьи скаля зубы, с ожесточенным лицом. Страха в нем не было и следа. Мэллори напрягся, готовый дать отпор предателю, если тот предпримет последнюю отчаянную попытку постоять за себя. Ведь Панаис обязательно предпримет такую попытку. Но когда капитан взглянул на Миллера, то понял, что ничего такого не произойдет. В облике американца было что-то неизбежное и неумолимое: каменная неподвижность руки с пистолетом и взгляда исключала даже мысль, а не то что возможность такой попытки.
— Подсудимому нечего сказать
Предателю незачем было говорить. Злоба и ненависть в черных глазах сказали все. Миллер кивнул, поняв его состояние.
Точно нацелясь, дважды выстрелил в сердце Панаису. Задув свечи, он повернулся спиной и был уже на полпути к двери, когда труп предателя глухо ударился об пол.
— Пожалуй, у меня ничего не выйдет, Андреа! — в отчаянии произнес Лука, устало откинувшись к стене. — Ты уж прости. Узлы слишком туго затянуты.
— Да ладно, — Андреа перевернулся и сел, силясь ослабить путы на ногах и запястьях. — Хитрые эти немцы. Мокрые веревки не развяжешь, разве только разрежешь.
А между тем минуты две назад он сумел добраться до веревок на запястьях Луки и развязал их, дернув несколько раз за них, своими стальными пальцами. — Придумаем что-нибудь другое.
Андреа поглядел в противоположный конец комнаты, освещенной керосиновой лампой, которая стояла возле забранной решеткой двери. В тусклом ее свете можно было разглядеть Кейси Брауна. Точно каплун, он был опутан веревкой, пропущенной через крюк в потолке. Андреа невесело улыбнулся. Снова в плену. И снова их схватили так же просто и неожиданно, не дав возможности сопротивляться. Ни один из троих не подозревал о засаде. Их схватили в верхней комнате замка через какие-то несколько секунд после окончания сеанса связи с Каиром. Патруль точно знал, где их искать. Офицер злорадно сообщил им, что песенка их спета, поведал и о том, какую роль сыграл Панаис.
Теперь стало понятно, почему их застали врасплох. Начальник патруля дал понять, что и Миллеру с капитаном не избежать ловушки. Но Андреа и мысли не допускал, что положение их безнадежно…
Взгляд его шарил по комнате. Ни одна деталь не ускользнула от его внимания на каменных стенах и полу: ни крючья, ни вентиляционные колодцы, ни тяжелая зарешеченная дверь. Всякий, попав в это помещение, решил бы, что это темница, камера для пыток. Но Андреа доводилось бывать в подобных сооружениях. Дом называли замком, но на самом деле это башня, окруженная комнатами помещичьего дома. Давно отправившиеся к праотцам знатные франки, построившие дом, жили в достатке. Никакая это не камера, а просто кладовка, где с крюков свешивались мясо и дичь. Оттого-то они отлично обходились без окон и естественного освещения…
Освещение! Андреа уставился на чадящую масляную лампу сузившимися глазами.
— Лука, — тихо произнес он. Маленький грек обернулся. Сможешь дотянуться до лампы?
— Наверное, смогу.
— Сними стекло, — прошептал Андреа, — оберни тряпкой: оно горячее. Осторожно раздави
Осколками разрежешь мои веревки за минуту-две.
Целый миг Лука глядел на него растерянно, затем кивнул. На связанных ногах зашаркал к лампе, протянул было руку к стеклу, но тотчас отдернул ее: всего в нескольких футах от него раздался резкий лязг металла. Лука вскинул голову.
Протяни Луна руку — он дотронулся бы до ствола винтовки системы «маузер», который угрожающе торчал между прутьями дверной решетки. Часовой опять застучал стволом о прутья и что-то крикнул.
— Не надо, Лука, — тихо сказал Андреа спокойным, без тени разочарования голосом. — Ступай обратно. Наш друг не очень-то тобой доволен.
Лука послушно вернулся на прежнее место и снова услышал гортанный голос, на этот раз чем-то встревоженный. Лязгнуло железо — часовой вытащил винтовку из дверной решетки, и сапоги его торопливо зацокали по каменным плитам коридора.
— Что это стряслось с малышом? — прозвучал, как обычно, невеселый и усталый голос Кейси Брауна. — Он вроде чем-то расстроен?
— Еще бы ему не расстраиваться! — улыбнулся Андреа. Увидел, что руки у Луки не связаны.
— Так почему же он снова его не связал?
— Может, он и туго соображает, но совсем не такой лопух, — пояснил Андреа. — Побоялся попасть в ловушку и поэтому побежал за подмогой.
Почти тотчас же они услышали глухой стук, словно где-то хлопнули дверью, затем грохот сапог. Наконец зазвенели связкой ключей, заскрежетал дверной замок, щелкнул, завизжали ржавые петли, и в помещение, стуча сапогами, вошли два солдата. Видны были их винтовки, взятые наизготовку. Некоторое время они не двигались, привыкая к полумраку камеры. Тот, что стоял ближе к двери, проговорил:
— Куда это годится, шеф! Стоило их оставить на минуту без присмотра, как они тут же и вляпались! Вся шайка-лейка связана, словно Гарри Гудини [7] перед очередным представлением.
Трое узников, ошеломленно уставившись на солдат, приподнялись. Первым пришел в себя Браун.
— Давно бы так, — произнес он. — Мы уж думали, что вы так к нам и не заглянете.
— Он хочет сказать, что мы уже не надеялись больше с вами увидеться, — спокойно пояснил Андреа. — Я тоже. А вы тут как тут, целые и невредимые.
7
Гарри Гудини (1877-1926) американский маг и фокусник, умевшей освобождаться от любых оков, благодаря чему получил прозвище «Король наручников».
Однажды он велел связать себя, упаковать в ящик, стянув его затем стальной лентой, и бросить в воду возле Баттери в Нью-Йорке. Через 59 секунд все увидели его на поверхности воды. (Прим. пер.).
— Да, — кивнул Мэллори. — А все благодаря Дасти и его подозрительности. Мы уши развесили, а вот он приглядывался к Панаису.
— А где он? — поинтересовался Лука.
— Панаис-то? — Янки неопределенно махнул рукой. — Мы его оставили. Беда, можно сказать, с ним приключилась. — Стоя возле Брауна, янки старательно пилил веревки, стянувшие раненую ногу радиста, и при этом насвистывал. Капитан тоже был при деле: освобождал от пут Андреа, сообщив ему в нескольких словах о том, что с ними произошло, а взамен услышал столь же сжатый рассказ о событиях в крепостной башне. Поднявшись на ноги, Андреа принялся растирать занемевшие руки. Взглянув на Мэллори, грек произнес;