Пушкинский круг. Легенды и мифы
Шрифт:
E. A. Энгельгардт
С другой стороны, сохранилась неофициальная характеристика поэта, написанная Егором Антоновичем Энгельгардтом, вторым директором Лицея, в которой есть и такие строчки: «Ум Пушкина, не имея ни проницательности, ни глубины, — совершенно поверхностный, французский ум… Его сердце холодно и пусто, в нем нет ни любви, ни религии…». Кто знает, может быть, лицеистам со свойственной их возрасту наблюдательностью в сочетании с юношеской категоричностью удалось угадать именно эти черты характера своего товарища. Действительно, на дворе был 1812 год и отношение к французской нации было однозначным. При этом надо не забывать то, о чем не очень
Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена,
вынужден был отметить, что «Пушкин — весьма понятен, замысловат и остроумен, но крайне не прилежен. Он способен только к таким предметам, которые требуют малого напряжения, а потому успехи его очень невелики». Правда, надо иметь в виду, что на самом деле учеба, как таковая, Пушкина не особенно интересовала. Из «Евгения Онегина» хорошо известно его запоздалое оправдание на этот счет:
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь.
Однако при этом он не был, как это может показаться, легкомысленным или неспособным. Просто его интересы были избирательны. Большую часть свободного от лекций времени он отдавал общению с товарищами, чтению и литературному творчеству. Не последнее место в его лицейской жизни занимали и юношеские влюбленности. Пушкин был не по годам влюбчив, и предметом его подростковых страстей, подогреваемых кипучей африканской кровью, мог стать кто угодно: от престарелых фрейлин императрицы до девически юных застенчивых младших сестер лицейских друзей, посещавших своих родственников.
Первую строку в скандально известном так называемом «дон-жуанском списке» А. С. Пушкина занимает некая Наталья, в которой многие исследователи видят дочь министра внутренних дел, графа Виктора Павловича Кочубея, Наталью Викторовну. Атрибуция осложняется тем, что среди девиц, к которым Пушкин был неравнодушен в лицейский период, известны несколько Наталий. Одна из них — горничная фрейлины Волконской, другая — крепостная актриса графа Толстого, и наконец, третья — дочь графа Кочубея.
О самом Кочубее Пушкин придерживался невысокого мнения. В одной из эпиграмм, ходившей по городу после смерти графа и которую петербургская молва приписывала Пушкину, говорилось:
Под камнем сим лежит граф Виктор Кочубей. Что в жизни доброго он сделал для людей, Не знаю, черт меня убей.Впрочем, к его дочери эта эпиграмма никакого отношения не имеет. Пушкин познакомился с Наташей Кочубей в 1813 году, когда семья Кочубеев проводила лето в Царском Селе и девушка любила посещать лицейские балы. Впрочем, они могли встретиться и на дорожках царскосельских парков.
По лицейским преданиям, именно юная Наташа Кочубей, а вовсе не Бакунина, как считают многие, была «первым предметом любви» Пушкина. Косвенным подтверждением этого служит то обстоятельство, что в черновых набросках «Евгения Онегина» любимая героиня Пушкина первоначально называлась не Татьяной, а Наташей. Считается, что с именем Натальи Кочубей связано и пушкинское стихотворение «Измены», датируемое лицейским 1815 годом. Более того, память о своей первой любви Пушкин пронес через всю жизнь. В 1830-х годах он задумал роман о русской жизни 1810–1820 годов под названием «Русский Пелам». Сохранились наброски плана этого романа. Одной из главных его героинь должна была стать семнадцатилетняя девушка, в пушкинском плане она фигурирует под именем Натальи Кочубей.
Н. В. Кочубей
С «необузданными страстями» юного ветреника связана и другая, более важная
Глава IV
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Литературные салоны
Говоря языком популярной литературы, вырвавшись из Лицея, Пушкин буквально бросился в круговорот светской жизни блестящей столицы. Он был молод, горяч и жаждал общения. Ему едва исполнилось 18 лет. Опережая сверстников в умственном развитии, он отличался от всех и во взаимоотношениях с другими — дружил со старшими, влюблялся в многодетных матрон, спорил с сильными мира сего, кутил и пьянствовал на равных с гусарскими офицерами. Из легенд о холостяцких пирушках «золотой молодежи» той поры сохранился рассказ о пари, выигранном Пушкиным. Спорили о том, можно ли залпом выпить бутылку рома и не потерять сознание. Пушкин выпил и едва не впал в беспамятство, но сумел все-таки пошевелить мизинцем, что стало доказательством того, что он владеет сознанием.
Но в обществе его охотно принимали. Посещение модных салонов и званых обедов, литературные встречи и театральные премьеры, серьезные знакомства и случайные влюбленности. И при этом непрерывная творческая работа поэтического гения, не прекращавшаяся ни при каких обстоятельствах. Все это оставило более или менее значительный след в фольклоре Петербурга. Рассказывают, что даже слуги в домах, которые он посещал, в отсутствие хозяев, могли «запереть юношу в кабинете своего барина и, стоя за дверями, приговаривали: „Пишите, Александр Сергеевич, ваши стишки, а я не пущу, как хотите. Должны писать — и пишите“». Забегая вперед, скажем, что в имении Гончаровых живет легенда о том, что на стенах так называемой «Пушкинской беседки» долго сохранялись стихи, якобы написанные им во время посещения Полотняных заводов. Там и сейчас живут мистические легенды, что поэт писал так много и так хорошо, потому что «ведался с нечистой силой, а писал ногтем».
В первое десятилетие после победоносного 1812 года Россия переживала удивительный общественный подъем. В 1814-м году с поистине античным размахом Петербург встречал вернувшиеся из Парижа, овеянные славой русские войска. Победителям с истинным русским размахом и щедростью вручали награды и подарки. В их честь произносили приветственные речи и возводили триумфальные арки. Самую величественную арку соорудили на границе Петербурга, у Обводного канала. Ее возвели по проекту самого модного архитектора того времени Джакомо Кваренги.
Но кроме блестящей победы и громогласной славы, молодые герои Двенадцатого года вынесли из Заграничных походов, длившихся целых два года, вольнолюбивые идеи, в их ярком свете отечественные концепции крепостничества и самодержавия предстали совсем по-иному, не так, как они виделись их отцам и дедам. Само понятие «патриотизма» приобрело в эти годы новую окраску, взошло на качественно новую ступень. Петербург жаждал общения. Один за другим создавались кружки, возникали общества, появлялись новые салоны. Но если раньше, говоря современным языком, в их функции входила организация досуга, теперь эти социальные объединения становились способом общения, средством получения информации, методом формирования общественного мнения. Один из таких салонов возник в доме Алексея Николаевича Оленина на Фонтанке.