Пускай старые мечты умирают
Шрифт:
«Что же это было? Отчего он был так счастлив?»
«Понятия не имею. Я бы даже не задумался об этом, если бы через пару недель он не попал на первые полосы газет».
«Но что могло так осчастливить двенадцатилетнего мальчика?»
«Не знаю. Я в том возрасте был довольно угрюмым. Ты все еще занимаешься этим делом?»
«Мне кажется, я никогда не перестану».
В последующие годы Карин иногда раскрывала еще какие-то детали. Я узнал, например, что Оскар Эрикссон жил напротив того человека, который забрал его из бассейна. Также были доказательства того, что Оскар по крайней мере один раз был в квартире
Некоторые из тех странных персонажей, которых Карин тогда допрашивала,? те, что по-прежнему торчали в китайском ресторанчике или пиццерии — сказали, что мертвый мужчина, найденный в квартире, расположенной напротив квартиры Оскара Эрикссона, искал ребенка? подростка, который, как он утверждал, убил его лучшего друга. А его лучший друг это тот человек, которого с такой шумихой вырезали из речного льда неподалеку от больницы.
Сам черт ногу сломит. Чем глубже Карин копала, тем больше она находила связей с другими нераскрытыми и необъяснимыми убийствами. А потом, перед самым выходом на пенсию, ей пришлось выдвинуть единственную гипотезу, которая связывала все воедино. «А что если это действительно был вампир?»
Начальник полиции склонил голову на бок: «Что ты имеешь в виду?»
«То и имею в виду. Что преступник на самом деле был существом со сверхъестественной силой, существом, которому для выживания нужна кровь. Только так все сходится».
«Я все же не понимаю, о чем ты».
Тогда Карин сдалась. Естественно, она верила в существование вампиров не больше, чем кто-либо еще, просто…тогда бы это все объяснило. Но в то же время, если допустить существование преступника, обладающего сверхъестественной силой, можно было бы увязать уйму нераскрытых дел. Работа полиции не вязалась с суевериями.
В последние недели работы в полиции Карин начала думать, что контраргумент был слабоват. Так много сложных дел могло быть раскрыто, если допустить, что преступником является мифологическое существо, по одной простой причине: именно так все и было.
Своим коллегам и начальству она не сказала об этом ни слова. Однако начальнику полиции было трудно удержать язык за зубами, и когда Карин уходила, то за поздравительными тостами и речами чувствовала, что все испытывали облегчение, избавившись от сотрудницы, которая в своем почтенном возрасте слегка тронулась рассудком; и, конечно же, какой-то придурок посоветовал ей есть много чеснока.
На протяжении последних нескольких лет работы ей в качестве снисхождения разрешали работать над делом Оскара Эрикссона. Когда она вышла на пенсию, дело закрыли, считая его хобби для Карин, не больше. Она все еще время от времени звонила своим бывшим коллегам, чтобы узнать, не выяснилось ли чего нового по делу. Но ничего нового не было. Расследование зашло в тупик. Или, по крайней мере, все так думали.
Моя дружба со Стефаном и Карин приняла новый оборот в 1998 году, когда умер отец Стефана. Ему было семьдесят восемь лет. Он вышел в море на своем ялике, чтобы забросить сети, упал в воду и не смог забраться обратно. Стефан унаследовал уютный домик и летний коттедж в городке Остернас на Редмансё.
За аренду летнего коттеджа давали гроши, и Стефан с Карин решили продать его. Коттедж располагался в очень милом местечке на скалах с видом на бухту. Покупатели взбесновались. В результате Стефан получил за него почти три миллиона
Они сказали мне это в один вечеров, когда мы сидели на балконе, а потом ошарашили новостью: они собираются переехать в Остернас. Я что-то возразил о том, как далеко Стефану придется ездить на работу. Но они уже все обдумали и решили, что наследства и пенсии Карин им хватит, чтобы не работать, — по крайней мере, до тех пор, пока это будет их устраивать.
Той осенью я помогал им загружать в фургон вещи. Потом, стоя у окна и провожая фургон взглядом, я чувствовал, что завершилась целая эпоха моей жизни. Конечно, мы расстались с обещаниями часто встречаться (нас разделяло всего лишь сто километров), с заверениями, что мне всегда есть где остановиться и так далее. Эта мысль согревала, но теперь уже ничто не будет так, как прежде.
Однако мои худшие страхи не оправдались. Насчет своего приглашения они были настроены вполне серьезно, и я стал навещать их примерно раз в месяц, оставался на ночь и на следующий день возвращался домой. Иногда, особенно летом, я понимал, что очень неплохо иметь друзей, у которых был дом с видом на море, где можно было сидеть, пить вино и болтать до рассвета. Все могло бы быть хуже. У меня вообще могло бы не быть друзей.
В их квартире на Хольбергсгатане поселился мужчина из Норландии с большой собакой. Я предположил, что он из Норландии по его диалекту: я слышал, как он разговаривает со своей собакой, а делал он это довольно часто. Он ни разу не заговаривал со мной, а я? с ним.
Стефан и Карин жили на Редмансё уже несколько лет, и моя жизнь текла более или менее по-старому — то есть так, как до их переезда в Блакеберг в 1987 году. В 2000 году мне исполнилось пятьдесят шесть лет, и когда я перечитывал «В поисках потерянного времени», я подумал, что название книги совсем не совпадает с моим восприятием времени.
Время не летит, не течет и не крадется. Время стоит на месте. Это мы ходим вокруг него, словно обезьяны вокруг монолита в фильме 2001. Время — черное, твердое и неподвижное. Мы кружим вокруг него, и, в конце концов оно нас засасывает. Я не знаю, как это объяснить, но у меня такое ощущение. Вы можете верить или нет, но это радостно осознавать.
К слову о 2001. Я праздновал наступление миллениума со Стефаном и Карин. Компьютерный хаос, которого все так опасались, не случился, и время невидяще смотрело на то, как мы вошли в новое тысячелетие. Годы Карин стали брать свое. Она страдала от головокружений и уставала от малейших физических усилий. Неся из кладовой шампанское, она была вынуждена присесть и долго отдыхать, прежде чем выйти к нам на веранду и поднять бокал в свете фейерверков, осветивших зимнее небо.
Хотя я не боюсь ни времени, ни процесса старения — как и подобает стоику — мне было больно наблюдать за тем, как меняется Карин. Я считал, что она старела с образцовым изяществом, и мне было больно видеть, как она прислоняется к печи или облокачивается на стол, чтобы перевести дух, сделав какое-нибудь простейшее действие? например, подкинув дров в огонь.
Если Стефану и больно было это видеть, то он никогда не подавал вида. Когда силы подводили Карин, он незаметно делал что-то за нее; будто в шутку приобнимал за талию, поддерживая Карин, но не привлекая к этому внимания. Несмотря ни на что, я уезжал от них с легким сердцем.