Пусть грянет гром
Шрифт:
Смотрю, как кто-то причиняет ей боль, как будто тонешь в кипящем масле. Я просыпаюсь с криком, вытираю пот, и это всегда помогает мне убедиться, что она не настоящая. Особенно потому, что я не могу дотронуться до нее или увидеть, чтобы понять, что она действительно в порядке. Тяга нашей связи подсказывает мне, что она жива, но она не может сказать мне в безопасности ли она. Для этого я должен чувствовать ее след. Что не так просто сделать, учитывая, страх моего нового хранительа, Фенг (я называю его Фанг [прим.пер. fang - клык], чтобы досадить ему) он думает, что единственный
Он серьезно сумасшедший... и я, вероятно, тоже сошел бы с ума, если бы не Гас.
Я гляжу на часы, усмехаясь, когда вижу, что на них 3:32.
Гас, как предполагается, сменил пост Фанга за окном словно сталкер каждую ночь в три тридцать, но я клянусь, что он опаздывает только, чтобы свести Фанга с ума.
Сегодня он ждал до 3:37.
Фанг настолько громко кричит на него, что это пугает Гевина — глупого любимого ястреба Одри — на его дереве. Но когда я выглядываю в свое окно, Гас, совершенно невозмутим. Он подмигивает мне, поскольку Фанг шагает взад и вперед, размахивая своими большими руками и качая головой так сильно, что его темная, жидкая коса хлещет его по щеке. Тирада длится, по крайней мере, пять минут, прежде чем Фанг переключится на ночные указы.
Я перестаю слушать.
Это всегда туманные сообщения из иных источников, со странными именами и необычными армейскими условиями, и я несколько раз просил, чтобы кто-нибудь их перевел, но это превращалось в еще одну лекцию о том, Почему Я Должен Учить Каждый Западный Язык. Это просто не стоит сил.
Я перехожу к приседаниям, стараясь сохранить свою энергию, и я делаю 314 прежде, чем Фанг улетает. Физически, я качаюсь при своем обучении. Запоминание полутора миллиардов команд ветра убивает меня. И это прикрытие для Одри - надо надеяться, что скоро она будет дома и мне не придется беспокоиться об этом больше.
Если она...
Я остановил эту мысль прежде, чем я смог закончить.
Она вернется... и когда она это сделает, я смогу подумать о множестве удивительных способах празднования. А пока я соглашусь с тем, что с ней все в порядке.
Я встаю и потягиваюсь, напяливаю первую попавшуюся футболку и тихо вылезаю из окна.
Ну, хорошо... я только пытаюсь тихо вылезть из окна.
Я не могу сдержать крик, когда распарываю руку о пираканту*, и остаток пробежки по саду ругаю собственных родителей за выращивание под окнами моей спальни шипованных кустарников.
[прим. Пираканта – многолетний вечнозеленый кустарник с длинными шипами.]
– Над чем это ты смеешься, Леголас*?
– спрашиваю я, добравшись до Гаса. Он не понимает, за что я издеваюсь над его светлым, заплетенными в косу волосами, и я никогда не объяснял эту шутку. Вероятно, потому что, так или иначе, а плетение кос - девчачья работа. А также, потому что его бицепс больше моей головы.
[прим. Леголас — один из главных героев легендариума Толкина. По фильму у данного персонажа длинные светлые волосы.]
– Просто думаю, пытался ли ты перепрыгнуть куст, вместо того, чтобы в нем очутиться.
– Эй, я бы с удовольствием посмотрел, насколько бы лучше ты это сделал, будучи сонным
Гас, как, капитан Фитнесс, и у него есть специальный дар Странников Ветра, который позволяет ему направлять силу ветра в его мышцы. Если бы он не был таким хорошим парнем, то я, вероятно, ненавидел бы его. Многие другие хранительы сдаются, поэтому он, вероятно, застрял здесь допоздна, наблюдая за мной. Поговаривают, я не самое популярное назначение. Очевидно, я могу быть трудным.
– Может быть тебе стоит носить униформу Сил Бур, - говорит мне Гас, раскатывая длинные, жесткие рукава черного жакета стража.
– Это бы спасло тебя от множества царапин.
– Я в норме.
Я не ношу толстые штаны и пальто в пустыне. Да в этом месте даже ночью чувствуешь себя словно внутри работающего фена!
Плюс, я не из Сил Бури.
Я с ними тренируюсь и позволяю шататься вместе со мной. Но это не моя жизнь. Это просто способ взаимодействия.
– Начало еще одной загадки полета?
– спрашивает он, а я поднимаю руки, чтобы нащупать соседние ветра.
Гас никогда не спрашивает, куда я иду и никогда не пытается меня остановить.
– Убедись, что держишься на севере и западе, - предупреждает он.
– Патруль на юге усилен. Фенд доложил, что на Приграничной Базе вчера были беспокойства.
Я застываю.
"Беспокойство" в терминологии Сил Бури означает "атака".
– Все в порядке?
– Трое выживших.
Что означает, что два хранительа не выжили... если Пограничная область не одна из самых больших баз, где они держат команду из семи человек.
– Не волнуйся... нет никаких признаков Буреносцев в округе. Они собирают все в цепь. Пытаются сделать так, чтобы мы застряли здесь.
Да, потому что это не заставит меня волноваться.
Мой голос дрожит, пока я призываю Восточные ветра, и мне чуточку лучше, когда я слышу их знакомые песни. Восточные всегда поют об изменениях и надежде.
– Все еще не доверяешь мне настолько, чтобы использовать в моем присутствии Западный?
– спрашивает Гас.
– Ты же знаешь, что я его не пойму.
Я это знаю.
И я доверяю Гасу больше, чем кому-либо другому.
Но я по-прежнему не рискую.
Мои родители, и все другие Западные, отдали свои жизни, чтобы защитить наш секретный язык. И не только, потому, что они были достаточно храбры, чтобы встать на пути Райдена и его стремления к абсолютной власти.
Насилие противоречит самому нашему существу.
Я никогда не забуду муки, которые охватили меня, когда я убил Буреносца, который пытался навредить Одри. Даже притом, что это была самооборона, было, похоже, что все мое тело было разрушено, и если бы Одри не помогла мне пройти через это, я не уверен, что смог бы не рассыпаться на кусочки. Я не могу рисковать - позволить силе моего наследия держать под контролем любого, кто не понимает зло убийства. Любого, кто столь не определен, как я, избегающего этого любой ценой. Любого, кто не готов пойти на жертвы, которые могут быть необходимы, чтобы препятствовать тому, чтобы он не попал в неправильные руки.