Пусть об этом знают все
Шрифт:
Яковлев действительно бросался в глаза – прямо истинный мачо: рослый, крепкий, ухоженный, само собой, спортивный и, главное, наглый. Впрочем, его наглость была без особого хамства, этакая обескураживающая непосредственность вкупе с эгоизмом и самолюбованием.
Почти всегда ходил он в окружении себе подобных дружков, но те его не затмевали, поскольку были чуть поплоше, попроще, менее спортивные, менее нахальные.
Гонял Яковлев на скутере Yamaha Jog, жил в общежитии на Набережной и до прошлой осени встречался с огненно-рыжей Лизой. Потом парочка распалась, и подробности их бурного расставания целую неделю мусолили
Вероятность того, что этот залюбленный красавчик заметит Алену, была ничтожно мала, поскольку их маршруты, интересы и окружение не пересекались нигде и никак, линии их жизни текли абсолютно параллельно. Они даже учились в разные смены: будущие управленцы – с утра, лингвисты – с обеда. И если бы не девчачий ажиотаж, она бы тоже на него вряд ли обратила внимание.
Единственный раз, когда их траектории неожиданно сошлись на сетке координат в единой точке, пришелся как раз на последние дни декабря – зачетную неделю.
Георгий Ильич, преподаватель физкультуры, погнал первокурсниц их потока на лыжную базу университета сдавать зачет: три тысячи метров классическим ходом. Беговые лыжи, палки и ботинки выдавали там же, на складе, под залог студенческого билета.
Свежая лыжня убегала вправо, опоясывала кольцом реденький лесочек и возвращалась к линии старта. Девчонки сбились в галдящую стайку. О чем-то спорили, смеялись, мучились с креплениями на лыжах. На зачет, как ни странно, поехали почти все. Хотя накануне, узнав про забег, многие заявили, что не поедут, мол, далеко, холодно, хлопотно, ненавидят лыжи, не умеют, не хотят. Кто-то стал мутить со справками и освобождениями, кто-то пытался выторговать иной способ закрыть зачет, хоть бы даже и мыть полы в спортзале, а в итоге явилось большинство. Все потому, что вместе с физруком неожиданно поехал Денис Яковлев. Вроде как помощником.
К лыжам Алена всегда относилась благосклонно. Правда, не бегала уже давно, но долго ли вспомнить.
В забеге приехала первой, с большим отрывом, получила одобрение от физрука, перехватила заинтересованный взгляд Яковлева и отправилась на склад сдавать инвентарь.
С тех пор все и началось. Не сразу, конечно, постепенно. Они встречались то на лестнице в университете, то в холле, то в столовой. Всякий раз он громогласно с ней здоровался, она сдержанно отвечала, больше из вежливости.
После сессии и зимних каникул Денис стал действовать совсем уж напористо. Поджидал у входа, подкарауливал на переменах, приглашал то туда, то сюда. Буквально проходу не давал. Отказы не воспринимал совершенно. Порой нагрянет в столовою, разгонит всех, кто сел с ней за стол, и пристроится рядом. И кусок в горло не лезет.
Но апогеем стала выходка Яковлева перед самой летней сессией. Тогда он подловил ее в коридоре и бесцеремонно втолкнул в пустую аудиторию. Закрыл дверь на ключ, ключ сунул в передний карман джинсов и, ухмыляясь, заявил, что не выпустит, пока Алена не согласится на свидание. Правда, предлагал еще забрать этот ключ самой, но благо ума хватило хотя бы руки не распускать. Однако на ее увещевания и даже угрозы он никак не реагировал. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы спустя четверть часа снаружи не стали настойчиво ломиться.
Алена уже всерьез размышляла, что предпринять, чтобы как-то угомонить настырного поклонника. Но после случая с аудиторией он и сам резко сбавил обороты. Видимо, понял,
Вернулись домой и они, и она в июле, как раз накануне дня рождения Артема. Отец тогда тоже только-только прилетел из деловой поездки, поэтому (несомненно, поэтому!) отмечали без фанфар и салюта.
Алена вновь с горечью вспомнила, как сводный брат с плохо скрываемой ненавистью выплевывал гадкие слова про отца. И внутри снова едко зажгло. Опять закопошились сомнения: сочинил или… все же нет?
Хотелось выкинуть это из головы, и вместе с тем совершенно ясно было, что выкинуть не получится. Оно уже засело занозой в мозгу. Уже проникло в кровь токсином. И черта с два теперь забудется. Оно неизменно будет всплывать всякий раз при взгляде на отца, на Артема или просто так, ни с того ни с сего, и неизменно будет причинять боль, заставляя терзаться: правда – неправда?
«Я спрошу у папы – вот и все. Спрошу напрямую. Иначе измучаюсь», – решила Алена.
Но потом, позже. Сегодня все равно ничего уже не узнать. Отец там пьяный пляшет, кругом гости, да и вообще, такие разговоры не для праздника. Она выберет другой час, другую обстановку. И наверняка он ответит, что мальчишка все выдумал. Наверняка.
Поговорить с отцом удалось лишь несколько дней спустя. До этого на него плотно наседала Жанна Валерьевна с бесчисленными претензиями. Отец ходил злющий с самого утра, к нему и подступиться-то было страшно. Потом мчался, будто сбегал, на работу, где пропадал весь день. А вечером его уже поджидала мачеха с неоконченным разговором. Ругались они ужасно. Отец не стеснялся в выражениях совершенно. Жанна Валерьевна вылетала из его кабинета потом вся в слезах. Если ей попадалась на пути Алена, стреляла в нее убийственным взглядом, но молча. Всегда молча.
В последний день июля им позвонили. Это было воскресенье, отец с раннего утра укатил на «деловой отдых», даже завтракать не стал. Жанна Валерьевна пыталась набиться в компанию или хотя бы Тему навязать, но отец умело открестился:
– Нет-нет-нет. Шашлыки и все прочее – это только антураж, на самом деле мы будем решать серьезные вопросы.
– Знаю я эти ваши серьезные вопросы, – тихо буркнула она, но, стоило отцу вопросительно на нее взглянуть, сразу поджала губы.
За завтраком Жанна Валерьевна общалась только с Артемом, демонстративно игнорируя Алену. «И пусть, – думала та. – Не очень-то и хотелось».
Накануне вечером, даже скорее ближе к ночи, она предприняла очередную попытку поговорить с отцом, но так и замерла у дверей его кабинета, услышав непривычно воркующий голос:
– …И я по тебе соскучился, моя сладкая. Не дождусь завтрашнего дня. Целую…
Алена как-то вдруг растерялась. И еще больше устыдилась, оттого что вот так подслушала чужой пикантный секрет. И хотя отец явно пребывал в хорошем настроении, она так и не смогла к нему обратиться. Еще и любопытство нездоровое взыграло: уж не та ли это дама-в-красном?