Пусть умирают дураки
Шрифт:
…в ролях… тут он очень мелкими буквами нацарапал несколько фамилий, чтобы было понятно, что тут должен быть шрифт помельче. Затем он написал «Производство Уго Келлино и Хейгана Корда». Затем: «Продюсеры: Маломар и Келлино». И вслед за этим еще более мелким шрифтом: «Сценарий Джона Мерлина по роману Джона Мерлина». Он откинулся на спинку стула, чтобы полюбоваться на дело рук своих. Вызвав звонком секретаршу, он отдал ей листок, чтобы она его отпечатала и попросил ее принести папку с материалами по некрологу Келлино.
Он любил эту папку, и никогда не мог наглядеться на нее всласть. Папка была набита инструкциями о том, что следовало делать в случае смерти
Участвовать в ней будут приглашены все его киношные друзья-актеры. Специальная папка содержала информацию о том, какие куски из лучших фильмов с участием Келлино должны быть использованы в передаче. Упоминался там и клип, где Келлино получает свои две Академические награды как лучший актер. Там был полностью готовый текст комедийного скетча, в котором его лучшие друзья забавлялись над его режиссерскими амбициями.
Там был список всех тех, кому Келлино когда-либо помог, и из них можно будет выбрать нескольких, чтобы они рассказали, как Келлино вытаскивал их из трудных ситуаций при том условии, что они никому об этом не расскажут.
Были указания насчет того, кого из бывших жен можно попросить высказаться о Келлино, а кого — ни в коем случае. В отношении одной из них был даже разработан план, чтобы в день кончины Келлино отправить ее за пределы Штатов, в сафари по Африке, чтобы никто из газетчиков не смог бы до нее добраться. Один из экс-президентов страны уже сказал свои теплые слова по поводу смерти Келлино, и они были зафиксированы и отправлены в досье.
В досье также было недавно отправленное Кларе Форд письмо с просьбой внести свою лепту в некролог Келлино. Написано оно было на фирменном бланке с шапкой «Лос-Анджелес Таймс»; однако идея письма была запущена с подачи Хоулинэна. Он получил копию ответного письма Клары Форд, но Келлино он показывать его не стал. Достав листок, он еще раз перечитал ее ответ. «Келлино — одаренный актер, замечательно сыгравший в нескольких фильмах, и можно только пожалеть, что он ушел от нас столь рано, так и не добившись того величия, которое, возможно, принесла бы ему достойная его роль в фильме с достойной режиссурой».
Всякий раз, когда он перечитывал это письмо, Хоулинэн наливал себе лишний глоток. Трудно было сказать, кого он ненавидел больше — Клару Форд или Джона Мерлина. Таких писателей-наглецов, как Мерлин, он на дух не выносил. Да кто он, в конце концов, такой, этот засранец, что не мог подождать пару минут, чтобы сфотографироваться с Келлино? Ладно, с Мерлином-то он всегда сможет управиться, а вот Клара Форд была вне пределов его досягаемости. Он пытался добиться ее увольнения, инспирировав компанию возмущенных писем от фэнов, используя всю мощь давления со стороны студии, но все это ей было как слону дробина — она была слишком могущественна. Он надеялся, что Келлино повезет больше — но скоро он это узнает. Келлино назначил ей свидание. Прошлым вечером они должны были обедать вместе, и он обещал позвонить и сообщить результаты.
Глава 28
В первые недели своей жизни в Голливуде я стал думать
Эмпида — это насекомое. Женская особь-канибалл; акт совокупления так разжигает ее аппетит, что в момент, когда мужская особь переживает последние мгновения экстаза, он оказывается без головы.
Но результатом одного из удивительных эффектов эволюционного процесса являлось то, что эмпида-мужчина научился подносить эмпиде-женщине небольшой кусочек пищи, завернутый в кокон из паутины, которую он сам и сплетал, доставая из собственного тела. Пока кровожадная эмпидиха распутывает «упаковку», он залезает на нее, совокупляется и благополучно смывается.
Когда эмпида-муж еще немного продвинулся в своей эволюции, он сообразил, что ему достаточно всего лишь оплести паутиной какой-нибудь крошечный камушек, любую мелкую соринку. Благодаря великому эволюционному скачку мужская особь мухи-эмпиды развилась в голливудского продюсера. Когда я поделился этой мыслью с Маломаром, он сначала скривился и гадко на меня смотрел; потом, правда, рассмеялся.
— Хорошо, — сказал он, — так ты хочешь, чтоб тебе за кусочек задницы откусили твою долбаную тыкву?
Поначалу меня поражало, что все, кого я встречал, производили впечатление людей, готовых ради собственного успеха перегрызть другому глотку. Однако с течением времени, все больше поражать меня стало то, что эти люди вкладывали всю свою душу в то, что они делали. Им всем это дико нравилось. Скрипт-герлз, секретарши, служащие из бухгалтерии, операторы, реквизиторы, технический персонал, актеры и актрисы, режиссеры и даже продюсеры — все они говорили: «Кино, которое я делаю». Все они считали себя людьми творческими. Я обратил внимание, что единственные, кто не говорил подобных вещей, были, как правило, сценаристы. Возможно, потому, что всякий переделывал их сценарии по-своему. Каждый стремился приложить свою руку. Даже скрипт-герл меняла строчку-другую, или жена какого-нибудь актера переделывала текст роли своего мужа, и на следующий день он заявлял, показывая сценарий, что играть это, по его мнению, следует вот так. Понятно, что переделка скорее больше раскрывала его актерские способности, чем оправдывалась замыслом фильма. Писателя все эти вещи раздражали. Каждый хотел заниматься его делом.
Мне пришло в голову, что кино в большой степени является дилетантским видом искусства, но это вполне извинительно, потому что сами средства кино обладают неимоверной мощью. Комбинируя определенные сочетания фотографий, костюмов, музыки и несложную сюжетную линию, люди с полным отсутствием таланта могут, по сути, создавать произведения искусства. Но, возможно, это заходило слишком далеко. По крайней мере, они могли создавать нечто достаточно хорошее, чтобы это придавало им чувство собственной важности, какой-то ценности.
Кино способно доставить вам огромное удовольствие, затронуть ваши эмоции. Но редко могло чему-нибудь научить. В отличие от романа, кинофильм не способен показать характер героя во всей его глубине. Фильмы не могут научить вас аналогично тому, как учат книги. Они лишь могут заставить вас чувствовать; они не могут дать вам понимания жизни. Магия кино настолько сильна, что оно способно придать какую-то ценность практически чему угодно. Для многих оно может стать как бы наркотиком, безобидным кокаином. Для других — видом весьма эффективной терапии. Кому бы не хотелось придать своему прошлому или своим будущим стремлениям желаемую форму, чтобы можно было любить себя?